Первый прибор на случай встречи с неприятными субъектами и скоротечного боя. Второй представлял собой батарею и некий универсальный инструмент в одном флаконе. Им я и планировал воспользоваться.

Быстро осмотревшись, я мысленно разметил пять точек на полу храма. У каждой присел и старательно выцарапал несколько рун, активируя собственной волей стило и позволяя ему рисовать в Изнанке, оставлять след. Поднялся, и убедился, что между центрами возникла связь, понемногу растет напряженность. Удовлетворенно кивнул и пошел наружу. В проеме люка выцарапал еще несколько знаков, потом на площадке перед храмом.

Получилось сделать три ловушки, прежде чем ранее оставлявшее царапины при легчайшем прикосновении острие стало беспомощно скользить по камню — иссякла энергия. И едва я спрятал разряженный прибор, как послышались легкие шаги откуда-то сверху и сбоку, с длинной лестницы у стены, легкомысленное насвистывание. Вскоре показался и луч фонарика.

— Я думал, ты заснул где-то в пути, — сказал я в темноту негромко, но с недовольством.

— Орм! — раздался жизнерадостный голос поэта. — Как ты меня узнал? Ни черта ж не видно.

— Лишь ты можешь свистеть марш Воинствующих Шлюх по дороге в Церковь, — фыркнул я. — Пусть и недостроенную.

— Раскусил, — хохотнули из мрака, луч фонарика слегка дернулся. — Зато ты выдаешь себя запахом. Что, через помойку поперся? Тут есть безопасный путь в обход.

— А кто меня предупредил? — парировал я, внутренне возмутившись. Надо же, другая дорога. А я шлепал по дерьму, распугивая крыс. — Может, сам тебя прибью, а?..

— Ну, нет, — поразмыслив, серьезно ответил друг. — Традиции нарушим. Тогда хрупкое сердечко МакКейна точно не выдержит такого надругательства над высокими чувствами. И будет как в древних балладах, двойная смерть. Женщины не хватает. Срочно нужна спелая и молоденькая барышня. Чтоб стояла на краю ристалища, хваталась за грудь, полную и сочную, и переживала.

— Думаю, барышень с тебя хватит, — сказал я, глядя на Фергюса, спустившегося с лестницы и вошедшего в круг света аварийного фонаря. — И выпивки тоже. Ты выглядишь…

— Счастливым? — хмыкнул сын гранда.

— Помятым. Пьяным. И истраханным, — честно ответил я.

— Спасибо, — кивнул поэт. — Значит, счастливым.

— Какое-то маленькое у тебя счастье, — поморщился я.

— А может так и нужно? — подмигнул Фергюс. — Когда у человека счастье далекое и возвышенное, то пугает окружающих вечно мрачной и недовольной рожей, рвет жилы и тратит здоровье на достижение катарсиса. Потом в итоге истощается и подыхает несчастным, разбитым и больным. А тут выпил, поел, покатался в постели с сочной бабенкой. И все у тебя хорошо сложилось.