— Двор у нас здесь, в Хеллсгарде, небольшой, — продолжал между тем Аларик. — Дамара, Этгард, Айсоуд, Моргейн, поприветствуйте нашу гостью!

Джирел пришлось быстро пробежать взглядом по лицам женщин, удивляясь тому пренебрежению, с которым Аларик назвал имена всех сразу, не удосужившись представить каждую по отдельности.

Сидя на низеньких скамеечках перед камином, они слегка поклонились ей, испуганно, как ей показалось, глядя на нее снизу вверх из-под сдвинутых бровей, хотя она не могла сказать, почему ей так показалось, поскольку они смотрели ей прямо в глаза. И на этих лицах также лежала странная тень ущербности, не столь определенная, как на лицах мужчин, но ясно заметная в свете пылающего камина. Все они были, казалось, субтильного телосложения, с огромными глазищами, причем величина белков вокруг радужной оболочки широко раскрытых глаз была просто поразительной. В неровном свете пляшущего огня скулы казались острыми, и во впалых щеках притаились синие тени.

Как только Аларик произнес имя Дамары, одна из женщин встала; она оказалась одного роста с Джирел, под плотно облегающим платьем угадывалось крепкое тело, но на лице ее тоже застыло выражение неискренности, и белки глаз были такие же большие и яркие под широко раскрытыми веками. Твердым голосом она сказала:

— Садитесь к огню и обогрейтесь, леди. Через несколько минут подадут обед.

Опустившись на низкую табуретку, покрытую подушечкой, которую та придвинула для нее, Джирел поджала одну ногу так, чтобы можно было мгновенно вскочить, и положила правую руку на эфес своего меча. Что-то здесь было не так, чувствовалось нечто, заставляющее ее инстинктивно держаться настороже. Она ощущала это собственной кожей — в самом воздухе витала некая скрытая угроза.

Обе собаки, поворчав, отодвинулись от нее подальше, и даже это показалось ей подозрительным. Обычно собаки, увидев ее, принимались вилять хвостами, а тут — на тебе! И этот какой-то уж слитком яркий багровый отблеск огня в их глазах…

Она беспокойно перевела взгляд от неестественно красных собачьих глаз на лица двух подростков, и сердце ее болезненно сжалось: в этих юных лицах ясно читался неприкрытый порок. Ущербность других была, словно тень, трудноуловима, она более чувствовалась, нежели была ясно видна. И вполне могло быть, что у нее просто разыгралось воображение, вскормленное легендами об этом замке, вот ей и показалось… Но с продолговатых, с высокими скулами лиц этих двух юнцов смотрели на нее тусклые узкие глаза самого Сатаны. Джирел внутренне содрогнулась. Что представляет собой это общество, куда ей довелось попасть, если даже животные и дети несут на себе печать зла и порока, словно яркое украшение?