– В полумиле за утесами, – объяснила она. – Как только увидишь канал, сверни на север. Там в траве есть тропа. Ее не сразу разглядишь, но она приведет тебя на место.

– Ты пойдешь со мной? – спросила Рин.

– Издеваешься? Я никогда туда не вернусь.

И на закате Рин завернула кувшин с прахом Пипацзы льняной тканью, сунула его в заплечный мешок и отправилась к утесам, с привязанной за спиной лопатой.

Венка была права – если знать, что ищешь, найти скрытую тропу оказалось легко. Могилы не были отмечены, но высокая трава росла странными пучками, изгибаясь, словно пыталась обогнуть лежащие под землей кости.

Рин осмотрела поляну. Сколько тел здесь похоронено, за сколько десятилетий? Сколько придется копать, чтобы пальцы наткнулись на крохотные косточки?

Ее пальцы дрожали. Она огляделась, убедившись, что поблизости никого нет, села и вытащила из кармана трубку. Она взяла мало опиума, недостаточно, чтобы отключиться, только чтобы рука с лопатой не дрожала.

«Непросто, да?»

Уголком глаз она увидела Алтана, следующего за ней вдоль могил. Он оставался в поле зрения, только если Рин отворачивалась, но стоило ей посмотреть прямо на него, как Алтан исчезал.

– Они же были как дети, – сказала Рин. – Я не… я не хотела…

«Ты не хотела, чтобы они пострадали. – Алтан говорил мягче, чем обычно, она не помнила его таким. – Но тебе пришлось это сделать. Пришлось отправить их в ад, чтобы выжили остальные».

– Я бы спасла их, если бы смогла.

В кои-то веки он не смеялся над ней.

«Я тоже», – с грустью произнес он.

В конце концов она нашла место, где почва выглядела нетронутой, а трава росла прямо. Рин положила на землю обернутый льняной тканью кувшин, крепко сжала лопату и начала копать, а Алтан молча наблюдал за ней из тени. Прошло несколько долгих минут. Несмотря на вечернюю прохладу, на шее Рин выступил пот.

Земля была каменистой и твердой, лопата шаталась в руках. Рин нашла хрупкое равновесие, направляя лопату рукой и ступней вбивая ее глубже.

– Кажется, теперь я тебя понимаю, – сказала она после долгого молчания.

«Да? – вскинул голову Алтан. – И что же ты понимаешь?»

– Почему ты так на меня давил. Почему причинял мне боль. Я не была для тебя личностью, лишь оружием, нужна была для дела.

«Оружие ведь все равно любят, – сказал Алтан. – Его куют, придавая форму, а потом смотрят, как оно разрушается, но это не значит, что его нельзя любить».