Неожиданно над цветным калейдоскопом возникла ещё одна, незапланированная, голограмма. Она не поместилась в объёме стола, поэтому вышла за его пределы. Проявившийся справа от меня Лири Онерго выглядел задумчивым. Несколько секунд помолчал, вглядываясь в кипучую деятельность над основным голографическим столбом, но, видимо, впечатлённый и успокоенный увиденным, счёл возможным озвучить причину своего неожиданного появления.

— Леон, тебя вызывают по дальней связи.

— Я предупреждал, что меня ни для кого нет. Идёт финишная шлифовка наших планов. Мне нужно полное погружение, — до меня не сразу дошло, что Лири назвал меня по имени, чего никогда до того не делал. Он молчал, словно ожидал, когда до меня дойдёт этот ничтожный на первый взгляд факт. Дошёл. Кажется, на моём лице даже отразились какие-то эмоции. — Что там, Лири?

— Леон, тебе стоит принять этот вызов. Поверь, так надо. Ты же мне веришь?

— Соединяй, — бросил я, по одному гася дополнительные потоки сознания.

Что ж, потом снова погружусь. Во всём есть свои плюсы. Так моё чувство мести получит ещё один повод порадоваться — оно всегда радуется, когда я прогоняю перед глазами, как именно будут подыхать виновные в смерти моей Ри. И чем больше я прокручиваю перед собой этот восхитительный, неповторимый в своём великолепии процесс предстоящей мести, тем сильней разгорается в сердце непередаваемое чувство удовлетворённой ярости.

Буквально пять секунд мне понадобилось, чтобы погасить все потоки, кроме основного. Впрочем, сами информационные массивы продолжали полыхать над столом, оттеняя моё лицо и почти неразличимую обстановку каюты. Я поднял взгляд на новую голограмму… и растерялся. Как мальчишка-студент, увидевший в экзаменационной комиссии в институт своего первого школьного учителя. В сердце даже зашевелилось что-то… отличное от всепожирающей ярости.

Это была она. Нет, не так — она. Диана. Хозяйка. Та самая республиканка, благодаря которой я приобщился к этой невероятной цивилизации. Причина моего знакомства с Валери. Причина, заставившая Высшую валькирию воспылать неведомым доселе чувством. Мать моего ребёнка. Последнее соображение окончательно прорвало эмоциональную плотину, души коснулось что-то тёплое, по-домашнему уютное.

Ведьма не спешила начинать разговор. Она изучала меня, внимательно отслеживала, как меняется выражение моего лица, а краем глаза сделала слепок голографического многообразия над столом; даже на Ле, казалось, успела зыркнуть. Или это был её серебристый глаз на форме Экспансии? Непонятно.