Песнь Истины есть по сути своей треск Желания.

Люди понимают это лишь тогда, когда плачут.

Дай им одну лишь грязь, и они умножатся.

Конец лета, 20 год Новой империи (4132 год Бивня), Верхний Иллавор

Харсунк. Рыбный Нож.

Так аорсийские рыцари-вожди называли реку Сурса, ибо именно этот тип клинка напоминало ее русло, особенно если смотреть на него с высокого берега, со стороны бастионов Даглиаша, в лучах заходящего солнца: длинное и тонкое серебрящееся лезвие, рассекавшее безжизненные пустоши Агонгореи, начиная от унылых равнин Эренго; восточный берег почти прямой, а западный, подверженный наводнениям, изогнут, словно после многолетнего тесного знакомства с точилом.

Рыбками древние аорсийцы называли шранков – тощих, как зовут их в иных краях.

– Рыба, – говаривали пострадавшие от войны, – сперва должна на ноже попрыгать.

Они изрекали, как это и положено воинственным людям, полным коварства и ненависти, слова, уничижительные для своих врагов, осмеивая (как и следует) все смертельно опасное и подлинное, что было в них. В простых и суровых сердцах этих людей река Сурса всегда оставалась своей, всегда служила людям.

Однако на деле Харсунк обладал двумя смертоносными лезвиями. Со дней Нанор-Уккерджи неисчислимые множества людей пролили кровь на его берегах; души эти пали в сражениях, память о которых сохранилась запечатленной лишь на потрескавшихся и ушедших в землю камнях. Летописи повествовали о раздутых гниением трупах, запиравших своей массой устье реки, об огромных скоплениях мертвечины, которые несло сверху днями, а то и неделями, прежде чем тление и безжалостное течение не отправляли их в глотку Туманного моря.

Харсунк помогал и тем, кто хотел через него переправиться, и тем, кто оборонялся на его берегах, – и их кровь в равной мере обагряла воды. «Если эта река – наш Нож, – спрашивает Нау-Кайюти своих самоуверенных генералов в «Кайютиаде», – то почему мы поставили Даглиаш сторожить ее?»

Однако в конечном итоге обух клинка оказался острее лезвия. Не-Богу выпало закончить тысячелетний спор. Даглиашу суждено было оказаться в руинах. Всем поэтическим метафорам, всем словесам века, полуночным, славным и жутким повестям суждено было сгореть вместе с городами Высоких норсираев. Река Сурса, когда ее вообще упоминали, превратилась в «Чогайз» – так ее называли шранки на своем мерзком языке. Два тысячелетия минуло, прежде чем людям удалось вдохнуть смысл в неопределенный Аспект. Две тысячи лет суждено было Ножу ждать, чтобы Великая Ордалия обагрила своей кровью оба его древних и убийственных лезвия.