Сакарп рыдал ночь и день после триумфа аспект-императора, и, хотя общий хор поглотил его, Сорвил не слышал ничего другого, кроме своих горестных причитаний. И из какой бы дали ни прилетел с ветром этот стон, он мог быть лишь его собственным, ибо вызвала его личная утрата. Утраты нелюдей, однако, находились за пределами его понимания. От неестественного тенора по коже бежали мурашки. Слух отвергал этот безумный вопль. В каждом полном мучений покое он слышал боль тысячелетней кары, сошедшейся, как грани ножа, в острие настоящего; огромную жизнь, превратившуюся в жидкую глину – ужасы, рожденные барабанным боем, смолкшим тысячелетия назад. Смерть жены. Измена любовницы. Трагическое бегство. Утраты эти не могли принадлежать Сорвилу – да и кто мог бы приписать их себе, учитывая до безумия личный характер каждой из них? Само время рассыпалось на части в недрах Плачущей горы. И он внимал не имеющим смысла обрывкам, доносящимся из хора безумных преувеличений, мук и надрыва.

– Сломана левая нога! – деловито уверял один из доносящихся из тьмы голосов. – Мое колено какое-то не такое!

– Не смотри! – вдруг приказал ему чей-то голос. – Обрати в сторону свои очи!

И чем глубже они спускались, тем громче становилась какофония, превращаясь в оглушительный рев. Пустая болтовня тысяч голосов билась в воздухе, как попавшаяся на зуб вилам змея. Ни Сорвил, ни Ойнарал не пытались заговорить. Сику вел. Сорвил следовал за ним, одеревенев от недоброго предчувствия, внимая всякому полному муки вою, доносящемуся из-за рожденного Хололом облачка света. Стенания сделались громче, с ними сгущалось безумие, доводя до такого смятения, что он уже начинал страдать от собственной тоски, словно умножение жалоб, приносимых извне, делало их неотличимыми от владевшей нутром печали.

Сорвил стиснул кулаки, чтоб не дрожали руки, слепил из голоса пылающий комок.

– Этому погребальному плачу нет конца. – Не сознавая того, он охнул. – Проклятая могила! Как могли мои предки жить в подобном месте?

– Препояшься, сын Харвила. Истинная буря еще в пути.

Сорвил поглядел на Ойнарала и светлую точку, заставлявшую его спешить за ней.

– Довольно! – воскликнул он. – Оставим игры! Скажи мне! Скажи, куда ты меня ведешь? Каковы твои намерения?

Нелюдь остановился и пристально – слишком пристально – посмотрел на него.

– Я не дурак, – продолжил Сорвил. – Не один месяц я прожил среди сторонников Анасуримбора, вынашивая в своем сердце убийство! Ты не хочешь лгать мне – и потому я понимаю, что ты не утратил чести, и благодаря воспоминаниям я могу не сомневаться в этом. Я знал тебя еще ребенком! – Он бросил на нелюдя полный ярости взгляд. – Ты не способен лгать, Ойнарал Последний Сын, и потому медлишь, уклоняешься… зачем? Не затем ли, чтобы завести меня слишком глубоко, откуда уже не будет возврата?