Вскоре Кельмомас, надувшись, уже лежал в бронзовой ванне, выслушивая увещевания матери о бесчисленных достоинствах чистоты. Вода почти сразу посерела от покрывавшей его грязи, и все же он погрузился в нее поглубже, поскольку воздух был довольно прохладным. «Что за болваны додумались поставить ванну на площадке прямо перед открытой всем ветрам галереей?» – подумал он. Осень же. Мать, шутя и обхаживая его, опустилась рядом с ним на колени, подложив под них небольшую подушку. Она прогнала рабов, надеясь, как он знал, отыскать в ритуале купания некую видимость нормальных отношений между матерью и ребенком.

Телиопа заявилась сразу после того, как мать намочила его волосы. Ее невообразимый кружевной наряд противно мельтешил и противно шуршал. Она остановилась на пороге раздутым шаром серой и фиолетовой ткани, ее прическа, представлявшая собой запутанный ореол льняных волос, была хаотично заколота безвкусными брошами. Ее башка, подумал мальчик, сегодня выглядит как-то особенно буйно.

Если она и придала какое-то значение его присутствию, то ничем не показала этого.

– Генерал Искауль, – произнесла эта болезненная тень. – Он-он прибыл, мать.

Мама уже поднималась, вытирая руки.

– Хорошо, – отозвалась она, ее голос и манеры преобразились. – Я пока приготовлюсь, а Телли поможет тебе домыться, – сказала она в ответ на его вопрошающий взгляд.

– Не-е-ет! – запротестовал он, но мама уже стремительно шагала мимо его сестры, призывая рабов, спеша переодеться.

Весь мокрый, он неподвижно сидел, взирая на приближающуюся сестру сквозь облака пара.

– Искауль привел из Галеота Двадцать Девятую, – объяснила она, опускаясь коленями на мамину подушку. Ей пришлось смять обширный кринолин своего платья о поблескивающий край ванны, и хотя на то, чтобы сшить его, ей явно потребовалось немало усилий, казалось, что ее это ничуть не обеспокоило.

Он мог лишь молча смотреть на нее.

– Не здесь, – предупреждающе молвил его тайный голос. – Где угодно, только не здесь.

– Но однажды она должна сдохнуть!

– Судя по всему, ты раздумываешь, как бы ловчее прикончить меня, – молвила его бледная сестра, тщательно осматривая баночки с мылом и ароматическими маслами, расставленные на полу рядом с ванной, – едва ли ты думаешь сейчас о чем-то еще.

– С чего ты взя?.. – запротестовал было он, но поперхнулся водой, безжалостно вылитой ему на голову.

– Мне нет-нет дела, – продолжала она, опрокидывая ему на темя плошку мыла с ароматом апельсина, – до того, о чем ты думаешь или чем занимаешься.