— Не тратьте время на свои глупые препирательства, — вмешалась Боскинья. — Я созвала это собрание, потому что ситуация чрезвычайная. И в основном для вас, потому что как глава правительства Лузитании я уже приняла меры.

Все замолчали.

Боскинья вернула первоначальное изображение.

— Сегодня утром программа опять зарегистрировала систематические обращения к нашим файлам через ансибл, но не такие, как три дня назад. На этот раз кто-то читает все со скоростью передачи данных; это значит, что все наши файлы копируются в компьютеры внешних миров. После этого компьютеры программируются на то, чтобы можно было через ансибл одной командой уничтожить все до единого файлы наших компьютеров.

Боскинья видела, что епископ Перегрино удивлен — но не Дети Разума.

— Но почему? — недоумевал епископ Перегрино. — Уничтожить все наши файлы — ведь это применяется только к нациям или мирам, которые поднимают бунт, которые хотят уничтожить, которые…

— Я вижу, — обратилась Боскинья к Детям Разума, — что вы тоже были подозрительными шовинистами.

— К сожалению, не такими предусмотрительными, как вы, — откликнулся дон Кристао. — Но мы тоже заметили вторжение. Конечно, мы отправили все наши записи в монастыри Детей Разума в других мирах, и они попытаются восстановить наши файлы, если они будут уничтожены. Но, если нас считают восставшей колонией, то вряд ли нам разрешат восстановить эти файлы. Поэтому наиболее важную информацию мы еще и распечатываем на бумаге. Конечно, напечатать все не удастся, но мы надеемся, что успеем сделать достаточно для того, чтобы как-то прожить. Что наша работа не будет уничтожена полностью.

— Вы знали? — спросил епископ. — И не сказали мне?

— Простите меня, епископ Перегрино, но мы не подумали, что вы не заметите это сами.

— И вы не считаете, что наша работа достаточно важна для того, чтобы спасать ее?

— Достаточно! — сказала мэр Боскинья. — Распечатать можно лишь ничтожную долю, на Лузитании нет достаточно принтеров, чтобы это было хотя бы заметно. Мы не сможем даже обеспечивать основные услуги. Я думаю, осталось не больше часа, прежде чем они закончат копирование и сотрут все в нашей памяти. Но даже если бы мы начали с утра, мы не смогли бы напечатать больше одной сотой процента тех файлов, которыми мы пользуемся каждый день. Мы очень уязвимы.

— Значит, мы беспомощны, — сказал епископ Перегрино.

— Нет. Но я хотела, чтобы вы ясно представляли себе чрезвычайность ситуации, потому что выбора нет. И единственный выход может показаться вам отвратительным.

— Не сомневаюсь, — сказал епископ Перегрино.