Маленькие друзья в ужасе смотрели, как их друг висел на ограде, голова и туловище с одной стороны, ноги с другой. Они закричали все вместе, потянулись к нему, попытались стянуть с ограды. Они не жевали травы и боялись прикасаться к ограде.

Услышав их крики, Мандачува вернулся. Действие травы на него не кончилось, и он залез на ограду и столкнул Миро. Миро тяжело упал на землю, рука его все еще касалась забора. Свинки оттащили его в сторону. Лицо его застыло в агонии.

— Быстрее! — закричал Листоед. — Пока он не умер, надо посадить его!

— Нет! — ответил Хьюмэн, отталкивая Листоеда от застывшего тела Миро. — Мы не знаем, умирает ли он! Ты знаешь, что боль — только иллюзия, на нем нет ран, боль должна уйти.

— Она не уходит, — сказал Эрроу. — Посмотри на него.

Миро лежал, сжав кулаки, подогнув ноги, выгнув спину и шею. Он часто и трудно дышал, и лицо его все сильнее сжималось от боли.

— Прежде чем он умрет, — настаивал Листоед, — надо дать ему корни.

— «Найди Уанду», — вспомнил Хьюмэн и повернулся к Мандачуве. — Иди! Найди, ее и скажи, что Миро умирает. Скажи, что ворота закрыты, а Миро на этой стороне и умирает.

Мандачува побежал и скрылся из виду.

Секретарь открыл дверь, но Эндер почувствовал облегчение, только когда увидел Новинью. Когда он послал Элу за ней, он был уверен, что она придет; однако пока они ждали столько долгих минут ее прихода, он начал сомневаться в том, что правильно понимает ее. Но сомневаться не было нужды. Она была именно такой, какой он ее себе представлял. Он заметил, что ее волосы распущены и разметаны ветром, и впервые со времени приезда на Лузитанию Эндер увидел в ее лице ту девочку, которая вызвала его меньше двух недель, больше двадцати лет назад.

Она выглядела напряженной, обеспокоенной, но Эндер знал, что ее беспокойство оттого, что она вошла в дом епископа так скоро после того, как были раскрыты ее прегрешения. Если же Эла сказала ей о Миро, это тоже должно было добавить ей забот. Но все это было временно; Эндер видел в ее лице, в спокойных движениях, в твердом взгляде, что конец ее долгого обмана был действительно тем даром, на который он надеялся, в который он верил. «Я пришел не для того, чтобы сделать тебе больно, Новинья, и я рад, что мой рассказ принес тебе не только стыд».

Новинья смотрела на епископа. Не вызывающе, а вежливо, с достоинством; он ответил тем же, тихо предложив ей садиться. Дон Кристао привстал со своего стула, но она покачала головой, улыбнулась и заняла другой стул возле стены. Ближе к Эндеру. Эла подошла и встала за ней, так что она тоже оказалась вблизи Эндера. «Как дочь, стоящая между родителями», — подумал Эндер; потом он отогнал от себя эту мысль и больше не думал об этом. У него были более важные дела.