Он сорвал свое полумертвое тело с решетки, и бросил его вверх, заставив руки распрямиться со всей силой, которая в них оставалась. В этот рывок он вложил последнее, что у него оставалось, и знал, что повторить его не сможет. Но это и не требовалось. Удар лбом, пришедшийся Геалаху в лицо, был страшен — из смятого носа и рта хлынула кровь, заливая Маана, глаза инспектора, еще секунду назад смотревшие на него с выражением предвкушения, закатились. Геалах стал мягок, как ватная кукла, начал крениться. Маан оттолкнул его в сторону и, приподнявшись на едва держащих его руках, рухнул в проем решетки. Ржавые прутья мелькнули перед лицом, и Маан с головой окунулся в темноту, оказавшуюся не такой уж и кромешной. Он увидел закачавшиеся перед глазами каменные стены в проплешинах которых виднелись серые кляксы бетона, какой-то серый мох, паутину… Но ощущение свободного падения, отдавшееся острым под языком, почти сразу прервалось. Он висел в колодце головой вниз, болтаясь как язычок в колоколе, как подвешенная боксерская груша, зацепившись за что-то ногой. Прямоугольное отверстие, забранное грубой решеткой, отсюда, из полумрака, казалось ослепительно ярким, и Маан не сразу разобрал на его фоне несколько человеческих фигур, облитых черным.

Кто-то из Кулаков оказался достаточно проворен чтобы схватить его за голень, и теперь сразу трое, уцепившись за нее, упершись тяжелыми сапогами, земляная крошка с которых летела в лицо Маану, пытались вытащить его обратно. Маан попытался ухватиться за стену чтобы сопротивляться этой силе, медленно и неумолимо вытягивающей его на поверхность, но его пальцы были слишком слабы чтобы зацепиться за что-то.

Мир белого света стал еще на полметра ближе. И Маан понял, еще секунда — и его вытащат. Значит, все зря. Последний рывок был бесполезен. Цепкие старческие пальцы Мунна дотянулись до него.

Ну уж нет. Он не достанется Мунну. Сегодня старикашке придется перебиться.

Челюсти Контроля сегодня сомкнутся впустую.

Забыв про боль, Маан едва не рассмеялся в лицо людям, вытаскивающим его из каменной норы. Он знал, что теперь сделает все по-своему.

Когда его подтянули ближе, к самому проему, и еще несколько Кулаков столпились рядом с ним, готовые подхватить упирающее тело и вышвырнуть его наружу, Маан извернулся, схватившись одной рукой за прутья. Пальцы выдержали. В который раз за сегодняшний день.

Вторую руку он быстро просунул между прутьев и ощутил погрубевшей кожей твердое и холодное, когда ее пальцы сомкнулись на рукояти закрепленного вверх острием на ноге Кулака тяжелого боевого ножа. Кулак попытался отскочить, но не успел — Маан вырвал нож из ножен, копьевидное темное лезвие вспороло полумрак, не блеснув, как верткая длинная рыба скользит в темном, не просвечиваемом солнцем, пруду. Кулак закричал, когда это лезвие прошило подошву его ботинка и, почти не заметив сопротивления, наполовину вошло в ногу. Маан никогда не слышал, как Кулаки кричат от боли. Оказалось, как обычные люди. Боль не делает различий, как и Гниль. У нее нет любимцев.