Маан лежал в луже густой желтой крови и чувствовал, как темнеет в глазах. Как будто осветительные сферы медленно гасли, погружая город в сумерки. Голос Геалаха доносился до него издалека, преодолевая огромное расстояние. Тело было беспомощно распластано на решетке и последние силы вытекали из него, оставляя сухую пустую оболочку, бессмысленно пялящуюся вверх.

Сил оставалось на одно движение. Потом — пустота. Маан постарался расслабиться, забыв про боль, перемалывающую его внутренности. Одно движение — и конец. Потом он будет бессилен. Потом его вовсе не будет.

«Скажи еще что-нибудь, — мысленно попросил он Геалаха, — Давай. Помоги мне».

Геалах подошел ближе, уже не опасаясь, брезгливо пнул его ботинком в живот, отчего внутри тугими змеями скрутились и запульсировали кишки.

— Честно говоря, я думал ты повременишь с бегством. Ты всегда был осторожен, даже когда был человеком. Осторожный, много раз перестраховывавшийся… Такие ждут до последнего. Выжидают, сами не зная чего, боятся примерить новую шкуру, все маскируются, тянут… Я думал, ты просидишь еще дня три. Но ты побежал. Нервы не выдержали? У всех рано или поздно не выдерживают, сам знаешь. Я ждал. Мунн правильно сделал, что назначил меня на это дело. Я знал, как тебя брать, я знал, что ты будешь делать, я видел каждый твой шаг еще до того как ты думал о нем. Кто-то другой поторопился бы, а я не спешил. Куда спешить? Я хотел взять тебя именно в этот момент. В момент, когда ты окончательно превратишься в Гниль, в падаль, и бросишься искать новое убежище. Правда, ты все равно чуть не опередил меня. Должно быть, старые привычки живучи. Ты был когда-то хорош.

— Я был лучшим, ты, мразь… — прошептал Маан.

От переполнявшей тело боли его мутило, мир кружился перед глазами, темнея с каждой секундой, желтая лужа под ним становилась все больше. Он попытался шевельнуть ногой, но тщетно — он даже не чувствовал своего тела ниже пояса. Пуля Геалаха, попавшая в позвоночник, наполовину парализовала его. Хороший выстрел, верный. Лишь руки слушались его, но они были настолько слабы, что Маан не был уверен, что может им доверить свою жизнь. Но кроме этого у него ничего не оставалось. Слабеющие руки — и грызущая, томящаяся внутри, ненависть.

— Ого, — весело удивился Геалах, — Еще говоришь? Славно. Надеюсь, не разучишься в скором времени. Говорящий Гнилец — всегда редкость. Ты не был лучшим, падаль. Ты путаешь себя с Джатом Мааном, старшим инспектором Санитарного Контроля, который сегодня погиб. Мужественно, с честью, как и жил.

— Это я, — сказал Маан, — Я лежу тут, и я был Джатом Мааном. Ты говоришь со мной.