Любопытные, как мальки, уволакиваемые няньками или родителями, или проскальзывающие мимо на своих дребезжащих скутерах малыши, как всегда, тоже во все глаза таращились на мистера Хинча.

И вот уж кому он не отказывал в сияющем ответном взгляде!

Идея была проста: он сделал всё от него зависящее, подготовился, дальше – либо сама красота сделает приглашение, либо нет. Не свой отклик он подготовить не может, верно? Однако если сегодня – нет, и отклика сразу не будет, он просто станет терпеливо повторять приготовления до того счастливого момента, когда встреча наконец состоится…

Жеребята с квадратными корнями уже обфотографировались его на свои телефоны, но мистер Хинч так и не удостоил их прямого взгляда. Задумчиво раскинув руки на спинке скамейки, он как раз думал: самое смешное, что фасолина никуда не девается и есть в каждом. Не то что в этих необразованных грациозных полудетях, она сохраняется даже в жутких, потерявших облик человеческий дуболомах, где под горами глупых чрезмерно накачанных татуированных мышц или под спудом огромных пивных животов она всегда та же, совершенно изначальная: невесомые ручки на поджатых к подбородку коленках, спрятанное в них лицо, эмбрион в позе эмбриона.

Он так задумался, что чуть не пропустил то, чего ждал, ради чего больше недели мыл, чистил, стирал, гладил, просушивал, распушал, причесывал, полировал, реставрировал и придумывал. Можно сказать, ночей не спал!

Девочка, улизнувшая от присмотра старшей сестры или брата явно из какой-то компании, что сейчас собирали пожитки после пикника, замерла напротив мистера Хинча.

Но взгляд её был направлен не на него.

О, он уже знал этот взгляд детей трёх-четырёх лет, который мог остановиться на предмете, вызвавшем восторг, и быть таким пожирающим, будто уже присвоил желаемое себе.

Она сдвинула прозрачные бровки, яростно пожевала соску и сделала ещё несколько шагов в заданную им сторону.

Дети в принципе очаровательны, французские дети – неотразимы. И этот ребёнок был типичным их представителем, главное в котором для мистера Хинча было совершенно не внешнее её обличье: длинные до полуспинки рассыпавшиеся волосы, спереди постриженные глубокой скобкой чёлки или яркие глаза и малюсенький носик. Нет: дитя могло быть много красивее, прекрасным, как маленький Вишну, но главное чудо в нём хранилось внутри и оставалось бы чудом и не в такой изысканной скорлупке.

Не однажды за это лето ему приходила в голову такая мысль: а что, если бы, так сказать, не довлела бы днесь человеку злоба его и не вынуждала бы надевать железные латы несгибаемых костей, чтобы устоять в жизни? Вдруг бы человек тогда оставался именно таким: бесконечным неограниченным собственным потенциалом, чей проводник роста, как у корабельных сосен, не знает своего предела?..