— Привет, дружище, — говорит Рик. — Мне кажется, он подрос, да?
Она кивает.
— У меня есть прогресс с симуляцией.
— Серьезно?
— На самом деле я думаю, что взломала ее.
На лице Рика появляется лучезарная улыбка, и Кэрис чувствует, что ей становится тепло от его радости.
— Ты будешь спасителем Европии.
— Мы будем. Ты и я… мне бы не помешало немного помощи, если ты свободен, — говорит она.
— Кэри, для тебя я всегда свободен.
Рик понимает, через что она прошла и что чувствует. Опустошенный из-за потери Макса, он никогда не посягает на ее воспоминания или присутствие Макса в ее жизни. Он понимает. В какой-то мере утрата Кэрис коснулась и его тоже. Оставив Макса неприкосновенным в знак своего уважения и движимый этим чувством, Рик решает не рассказывать Кэрис о том, как он перепрограммировал спутниковые дроны, чтобы они вернулись за ними, и таким образом нарушил каждый протокол ЕКАВ об искусственном интеллекте. Он не рассказывает ей о том, как ему пришлось прикрывать изменения в кодировках или почему он теперь работает удаленно, чтобы держаться подальше от вездесущего наблюдения программы искусственного интеллекта. Заявив о собственной роли в ее спасении, в то время как Макс умер, он завладел бы тем, что она считает решительно и душераздирающе личным.
Подсознательно Рик боится выговора и порицания за то, что смог спасти лишь ее.
Рик никогда не скажет Кэрис ничего, что могло бы причинить ей боль, однако Гвен чувствует, что это обязанность матери. Гвен глубоко вздыхает и гладит рукой пространство на полу рядом с собой — она отшлифовала доски: делать что-то собственными силами — долгий путь, а она работала над квартирой Кэрис на протяжении каждого визита всю зиму.
Кэрис послушно опускается на пол рядом с матерью и начинает играть кусочком наждачной бумаги. Они сидят вместе, над ними возвышаются огромные окна от потолка до пола, на остальных стенах — пустые рамки экранов.
— Я хотела поговорить с тобой, Кэри, о Максе.
Это звучит знакомо. Мягкий женский голос где-то над ней. Не нужно говорить о Максе.
— Кэрис. — Гвен выглядит обеспокоенной.
Ее дочь резко поворачивается в сторону комнаты:
— Ты собираешься сказать, что мне стоит идти дальше? Потому что я слышу твои слова, правда, — говорит она. — Но что если не смогу снова чувствовать, как прежде?
— Возможно, ты уже не почувствуешь, как бабочки порхают в животе, однако можешь получить стабильность. Либо у тебя возникнет ощущение полета, но без парализующей неуверенности по поводу того, где он или как ты выглядишь.