– … Дорогой Грант, мы стараемся, – сказала Айрин.

– Благодарю. Ждем, – сказал Уйм и устало улыбнулся Хайдарову. – Простите меня, куратор. Итак, мы в вашем распоряжении. Прошу вас, задавайте вопросы, какие считаете нужными.

– Спасибо, командир. Начнем. Доктор Бутенко. Оккам меня информировал, но я хочу знать ваше мнение. Смерть наступила до или после закрытия последнего люка?

– До, – сказал Бутенко.

– А, вы тоже так считаете… Признаки смерти были явными?

– Нет, – сказал Бутенко. Он высоко держал седую голову, в его позе по-прежнему было что-то кавалерийское. – Нет, – повторил он.

– Поясните, если можно…

Врач наконец повернул голову и посмотрел на Хайдарова.

– Можно. Я, специалист, не сразу установил. Был разрыв артерии. Сердце еще билось. Мозг был обескровлен, но сердце работало.

– Удастся его оживить?

Врач сжал губы, встал и несколько секунд смотрел поверх голов на ходовой экран, высвеченный Млечным Путем.

– Вряд ли. Замораживали поздно, долго. Шансы плохи, куратор.

«Шан-сы-пло-хи-шан-сы-пло-хи», – отстукивал хлопотливый насос во втором уровне, и Хайдаров увидел внутренним зрением громадный ледяной ящик и ледяные очертания Шерны в глубине, и глухо постукивающее искусственное сердце на особом столике, и тесный строй хирургов-реаниматоров, стоящих наготове, с традиционно поднятыми руками, вокруг ящика. «Да, сейчас, наверно, с ним уже работают. Шан-сы-пло-хи. Не надо думать об этом. Надо работать. Они – свое, мы здесь – свое».

– Да. Если признаки не были явными, то проступок налицо, – заговорил он. – Раненого бросили в аварийном отсеке, таковы объективные факты… Вот что, коллеги… – Он нарочно говорил медленно. Чуть запинаясь, чтобы в его словах не мерещилось того, чему мерещиться не следует. – Вот что. Сейчас я работал с компьютером, три минуты назад. Делал проверку, на мой взгляд ненужную, но формально необходимую. Так вот, члены команды решительно исключены из числа подозреваемых. Решительно… Это первое. Дальше… Почему бы нам не десантировать пассажиров? Попросим их оставаться в поле зрения Межплатранса, проведем расследование…

Замедленность речи позволяла ему наблюдать за всеми – переводить глаза с одного на другого. Когда он сказал, что экипаж вне подозрения, никто и бровью не повел. Гордецы, гордецы, подумал Хайдаров. А ведь кто-то из них голосовал против расследования на месте… Албакай, наверняка – Бутенко… И еще он подумал, что обе стороны, он и экипаж, заранее знают очередную реплику, словно говорят по готовому сценарию. И ему, как всегда, захотелось перепрыгнуть через формальный диалог людей, принадлежащих к одной группе, – договориться сразу, немедленно. Но – «размерен распорядок действий, и определен конец пути»… Каждый, и он тоже, обязан проиграть свою роль и в том почерпнуть удовлетворение. Забавно, что он тоже…