Светлый фон

– Ладно. А как насчет подозреваемого?

– О-а! Не люблю его. Сильно, скверно не люблю. Поэтому не имею права высказываться. Идем?

– Да, время, – сказал Хайдаров.

…В рубке грызлись специалисты. Такэда нападал на Стоник:

– Вольфрам! Конечно вольфрам, если обшивка вольфрамовая! Стержень! А ты знаешь, как прессуют обшивку? Нет, плохо ты знаешь. Ты зайди ко мне в каюту!..

– Зачем бы это? – ледяным голосом перебила Марта Стоник.

Краснов захохотал. Такэда замер с открытым ртом. Махнул рукой и, обращаясь уже к Сперантову, стал объяснять:

– Это наша казнь египетская – обшивки. Они кристаллизуются то ли под нагревами, то ли под метеорной дробью. Кристалл до восьми миллиметров, сцепление ослаблено. Ткни пальцем – летит…

– Ха-ха-ха! – досмеивался Краснов. – Он прав… А в каюте у него, ха-ха, простите, склад рекламаций. Каждый рейс передает жалобы на обшивку, я это подписываю как первый помощник.

Такэда проворчал:

– Первое дело – создать замкнутую гипотезу…

Сперантов кивал. Было заметно – он едва слушает. Он висел у пульта, удивительно аккуратный даже в пассажирском скафандре, спустив веки на выпуклые глаза. Когда все замолчали, он еще некоторое время кивал. Открыл глаза и заговорил, улыбаясь и благожелательно переводя взгляд на всех по очереди и опять-таки кивая после каждой фразы:

– Действительно, несистемный метеорит, соударившийся с крупным кристаллом вольфрама… – (Кивок.) – И действительно, испарившийся успел бы передать часть импульса кристаллу… Последний же и произвел бы разрушения… – (Кивок.) – Разрушения, описанные уважаемой коллегой Стоник. Здесь нет противоречия. Методологически я согласен с коллегой Такэдой. Нам лучше, – (кивок), – воздержаться от широких гипотез в части метеорита. С другой стороны, никакая гипотеза о неопознанном объекте не покажется чересчур широкой…

Это минимум на полчаса, подумал Хайдаров.

Но Сперантов блеснул глазами и решительно закончил:

– Предлагаю начать эксперименты. Машина готова?

– Машина готова, – сказал Бутенко.

– Я бы начал со спектрографии в лучах лазера.

Юнссон, по-видимому, уже порядочное время возился с Оккамом. Ловко перевернувшись над пультом, он рявкнул:

– Лазеры-мазеры! А я бы вышел и потрогал это за галстук.