– О, значит – семьсот, – легко сказал Такэда. – О штатном кабеле я забыл. Семьсот метров. Сойдет? Тросом состыкую на километр.
Теперь все, кроме Марты Стоник, уперлись глазами в Такэду. Уйм тихо переспросил:
– Семьсот метров, Киоси? Не шутишь? Где?
– В анкерной кладовой, мой командир.
– Пойдем…
Странное, странное ощущение появилось у Хайдарова. Будто стальная лента – спиральная, вроде пружины для старинных стенных часов, которые он в детстве разобрал и безнадежно испортил и в которых самое сильное впечатление произвела на него именно упругая, длинная, свернутая в плоскую спираль пружина, – да, такая вот штука незаметно обвила его сердце – в какой-то момент, который он упустил. Здесь, в уюте рубки, где все еще припахивало вишневым компотом, не ощущалась неистовая стремительность, с которой «Остров Мадагаскар» уносился по вытянутой кометной орбите прочь от Солнца. Уносился, закованный в черное облако Неопознанного. Уносился, потеряв связь с миром, даже со звездами, вечными и неподвижными, и только манипуляции Оккама с платформами и волчками инерциального курсографа позволяли видеть этот путь и ощущать эту скорость. Двадцать два километра в секунду, восемьдесят тысяч – в час, два миллиона – в сутки… Так мчался «Мадагаскар», как бы устремившись назад, к Марсу, отчаянно мигая всеми излучателями, от стояночных огней до радиотелескопа, и люди в рубке ощущали это движение лишь как боль в сердце.
Но пружина разжалась. Маленький квадратный японец погрузил на корабль сколько-то метров кабеля, не взявши из земного цейхгауза еще чего-нибудь, предписанного инструкцией, – запасного моторчика к электрической мороженице или гидравлического стропа для причаливания санитарной капсулы. И теперь можно выйти за пределы Неопознанного, дать сигнал, и помощь придет…
– Пойдем! – приказал Уйм.
Чмокнула дверь в кают-компании. Такэда и Уйм выскользнули в темный проем – оставшиеся посмотрели вслед, отвели глаза. Бутенко эпически-спокойно проговорил:
– Время пассажирского завтрака. Лев Иванович, могу я разослать завтрак, либо ускорения вновь превысят допустимые?
Юнссон хлопнул себя по бедру:
– Ускорения? Так нечем их давать, твои ускорения!
– Но возможно, наш первый инженер припрятал несколько тонн рабочего тела, – отозвался Бутенко. – Я даже уверен.
– Ладно, корми, – сказал Краснов. – Только не усердствуй.
– Пассажиры, внимание! – заговорил Бутенко. – Прошу приготовиться принять завтрак. Внимание! Сохраняется положение номер один. Колпаки можно поднять, из амортизаторов не подниматься.
– Ксаверы, тебе помочь? – спросил Хайдаров.