Сев в чуть скрипнувшее кресло, Жолондзевский с ожиданием посмотрел на полковника, вернувшегося на привычное место за столом.

– Ты ещё не думал, чем дальше заниматься?

Вопрос Мезенцева застал того врасплох. Собравшись с мыслями, лейтенант немного неуверенно произнёс:

– Ну, служить…

– Служить – да, я знаю, – кивнул полковник. – И о заявке в спецназ знаю. Однако что врачи говорят о полном восстановлении функций тела?

– Полгода, может, больше. – Генрих не понимал, к чему ведётся весь этот разговор, но обострённым восприятием чувствовал, что вопросы эти не от праздного любопытства.

– А как ты смотришь на то, чтобы остаться у нас на преподавательскую работу?

От такого предложения молодой офицер несколько опешил, но, обстоятельно взвесив все за и против – Мезенцев молчал, давая Генриху время всё обдумать, – отрицательно качнул головой:

– Нет, товарищ полковник, я всё же хотел бы дальше в войсках.

Мезенцев задумался, однако быстро нашёл выход: хлопнув легонько ладонью по столу, предложил:

– Тогда давай так: врачи всё равно, пока полностью не восстановишься, ни в какие войска тебя не отпустят, а тебе ещё физическую кондицию восстанавливать, нормативы для отбора по программе спецназа тебе должны быть известны…

При этих словах Жолондзевский кивнул, а полковник продолжил:

– Так что это не малый срок. Вот это время и поработаешь у нас, я тебя устрою на кафедру тактики, будешь проводить практические занятия у курсантов, заодно, для себя, полигон, полосу препятствий помучаешь, чтобы навыки не растерять, а через годик снова поговорим. Решишь пойти в спецназ, удерживать не будем, захочешь остаться – переведём в постоянный состав кафедры. Как тебе такое предложение?

Предложение было интересным, да и обижать полковника категоричным отказом не хотелось, поэтому Генрих утвердительно кивнул:

– Да, пожалуй, согласен.

– Вот и славно, – чуть сощурился Мезенцев, улыбаясь. – Тогда мы сегодня начнём готовить документы на тебя, а завтра, как подойдёшь, сведу на кафедру, представлю коллегам.

– Товарищ полковник, извините… – замялся Жолондзевский. – Скажите, а почему именно я?

– Переживаешь, что молодой, лейтенант, ни звания, ни опыта и уже на преподавательскую работу? – чуть иронично спросил полковник и по глазам парня понял, что угадал. Серьёзно и с какой-то грустью взглянув на чудом выжившего, еще не отошедшего от тяжелых ран парня, сказал негромко, но веско: – А вот тут, Генрих, ты не прав. Один разведрейд «Стойкого», непосредственным участником которого ты был, – это новая глава в тактическом искусстве. А необроны? Ты думаешь, хоть у одного из преподавателей здесь был опыт боевого соприкосновения с синтетиками? Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, что нет. Знаешь, я крайне внимательно прочёл отчёт о твоей практике, составленный майором Комаровым, а он очень высоко оценивал рост твоих профессиональных навыков и способности к работе в группе. Причём именно рост, – заострил на этом внимание Мезенцев. – По уровню твоей первичной готовности майор в отчёте прошёлся крайне критически, впрочем, – полковник кашлянул, отведя глаза, – правда, в основном ставя это в вину нам же, указывая на слабую психоэмоциональную готовность курсантов к боевым действиям. Да… – Мезенцев сделал небольшую паузу, а Жолондзевский почувствовал некоторое смущение и досаду на себя, словно своим поведением, перед Новой Землёй, бросил тень на все ВВУЗы. Заметив состояние лейтенанта, полковник поспешил его разуверить: – Нет, тут майор кругом прав, этот аспект подготовки у нас проводится несколько… формально, что ли. И этого, – Мезенцев был как никогда серьёзен, – никто лучше такого же молодого офицера, прошедшего огонь, воду и медные трубы, курсантам не сможет объяснить.