— Я трезв, как хрустальное стекло в монокле адорианской королевы! — возмущается Нюк, выхватывая мохнатый аксессуар из натруженных рук. — Вы опасно хамите потенциальным героям Галактического Союза.

— Опасно и напрасно, — судорожно вздыхает Горан. — Все равно ором ничего не исправить и птичьи сапожки в гуманоидную обувь не обратить.

— Во-о-он!!! Вон с моего космодрома! — переходит на ультразвук буровик, наступая на нас с кулаками. Наверное, нам повезло, что его товарищи все на вахте, где-то там, в каменной пустыне. А то могли бы и побить. Ногами. И отнюдь не в мягких куротапочках.

И тут оживает молчаливый в последние дни Шухеров хвостяра — сам-то лимбиец скромненько стоит в сторонке и в разборки гуманоидов не суется.

— Как смеешь ты в таком тоне обращаться к властелину Вселенной?! — ревет Врагусик. — Голову долой! Ноги долой! Руки долой! И кометную дизен…

Тут уж Шухеру приходится подпрыгнуть и с размаху приземлиться на собственный хвост. Вопль обрывается на самой высокой ноте.

— А давайте я вам тут клубничку посажу? — миролюбиво предлагает он, придерживая одержимую дьяволом корму парочкой других конечностей. — Ну или там… сакамары немножко.

— Чем их поливать?! Мы по полгода свою мочу переработанную хлебаем! — чуть не плачет бедняга, совершенно обалдевший от свалившегося на его пустынный космодром шапито.

— Так капельное орошение! Замкнутая система! Тепличку поставлю, пару ведер воды залью — и лет на сто хватит! — уверяет агрономическое дарование, делая успокаивающие пассы щупалками.

— Правда? — завороженный этими движениями, переспрашивает буровик уже куда более спокойным тоном.

— Истинная! — бьет себя лапой в грудь бортинженер. — Вот те крест!

И совершает с помощью ботинка раздора какой-то неприличный жест.

— Конечно! — горячо заверяю и я. — Это же талантище! Лауреат агрономической премии года! Вы думаете, кто яблоневые сады на Марсе развел? Все он, только стесняется об этом рассказывать! Он и в рейс с нами рванул, чтобы от вручения награды удрать, скромняга.

— Лимбийского года, он как пять земных, — вворачивает Нюк.

Судя по округлившимся гляделкам Шухера, меня изрядно несет. У взращенного среди марсианских садов Ларссена-Рекичински как-то подозрительно подрагивает угол рта. Если честно, я никогда на его прародине не бывала и не очень уверена насчет садов. Возможно, это вообще из песни, которую дедуля мне после космического марша вместо колыбельной бацал. Но кашу-то Таськой… то бишь маслом… не испортишь. Надо ж как-то сглаживать недоразумение. Глядишь, лауреат рыдвановой премии года своими агрономически-дипломатическими дарованиями и избавит нас от кляузы в транспортный отдел.