– О господи!

Мы с Леженом бросились на крик Харасти, раздавшийся с другой стороны гравилета. На какое-то мгновение у меня голова пошла кругом. Потом я понял, что представшая перед нами картина не столь уж удивительна… здесь.

Из леса появилась девочка. По нашим – земным – понятиям ей можно было дать лет пять. Ростом меньше метра (джорильцы вообще ниже и стройнее землян), большая голова, что лишь увеличивало ее сходство со сказочным эльфом, длинные светлые волосы, круглые ушки, тонкие черты лица – все вполне человеческое, не считая высокого лба и огромных фиолетовых глаз, усиливавших общую очаровательность ее внешности. На смуглом тельце не было надето ничего, кроме белой набедренной повязки. Одной четырехпалой ручкой она весело махала нам. В другой был поводок, к концу которого был привязан кузнечик размером с гиппопотама.

Нет, конечно, не кузнечик, как стало ясно, когда она танцующим шагом приблизилась к нам. Голова зверя действительно напоминала кузнечика, но четыре лапы, на которых он передвигался, были короткими и толстыми, а несколько других конечностей были не более чем бескостными ложноножками. Тело животного было покрыто яркой кожей, а не хитиновым панцирем. Я заметил, что эта тварь дышит легкими. Все равно это было жутковатое чудище, постоянно пускавшее слюни.

– Insular genus, островной вид, – сказал Воэн. – Явно не опасный, иначе она бы… Но ребенок, так спокойно идущий к чужим!

Болдингер расплылся в улыбке и опустил ружье.

– Подумаешь, – сказал он, – для ребенка все кажется чудесным. Нам это только на руку. Она представит нас взрослым.

Маленькая девочка (черт, а как ее еще назовешь?) подошла к Харасти на расстояние метра, подняла свои огромные глаза на его пиратскую физиономию и произнесла-пропела с очаровательной улыбкой:

– Мистер, вы не могли бы угостить крекером моего дроматерия?

Следующие несколько минут выпали из моей памяти. Все как-то спуталось. В конце концов стало понятно, что мы – все пятеро – идем по испещренной солнечными пятнами лесной тропинке. Девочка семенила рядом с нами, голосок ее звенел как ксилофон – мелодично и безостановочно. Ее монстр топал сзади, жуя то, что мы ему дали, и пуская слюни. Когда луч солнца падал на его фасеточные глаза, они переливались, как пригоршня бриллиантов.

– Меня зовут Миерна, – щебетала девочка, – а мой папа делает разные вещи из дерева. Не знаю, как это называется по-английски. Ах, столяр! Спасибо, вы очень добры. Мой отец много думает. А мама сочиняет песни. Очень красивые песни. Она послала меня нарвать мягкой травы, чтобы сделать подстилку для роженицы, потому что вторая жена папы, помощница мамы, должна скоро родить ребеночка. Но когда я увидела, что вы спускаетесь, точь-в-точь как рассказывал Пенгвил, я решила вместо этого встретить вас и отвести в Таори. Это наша деревня. В ней двадцать пять домов. И сараи, и Зал для размышлений, побольше, чем в Риру. Пенгвил говорил, что крекеры страшно вкусные. А можно мне попробовать?