Все это Зигвард понял только в Славии, когда понаблюдал за действиями Кшиштофа и сам начал принимать политические решения. Мог бы и раньше понять, но Фалкон, в пору их общения, никогда не подпускал Зигварда к себе слишком близко.

Он решил не тушить свечу, чтобы весь город видел освещенное окно в восьмиугольной башне и знал — правитель бодрствует всю ночь, заботясь об их благе.

Сдернув портьеру с одного из окон, Зигвард разложил ее на полу. Второй портьерой он намеревался укрыться. Портьера, закрывавшая дверь, понравилась ему больше других — она была зеленая, а не бордовая. Рванув ее вниз, Зигвард оказался лицом к лицу с сыном своим Буком, которого не видел семнадцать лет.

Зигвард отскочил, а Бук шагнул вперед.

— Здравствуй, отец, — сказал он спокойно. — Рад тебя видеть в добром здравии.

К отцовским своим чувствам Зигвард относился так же легкомысленно, как ко всему остальному в жизни. Возможно поэтому те из его детей, которые проводили с ним время, любили его больше, чем дети обычно любят отцов. Бук был единственным сыном, которого Зигвард честно пытался воспитывать — в соответствии с устоями и теориями эпохи. Когда Бук родился, Зигвард был очень молод и неопытен, и многое воспринимал по-подростковому серьезно, включая отказы юного Бука следовать его наставлениям. Возможно поэтому существовала между отцом и сыном стойкая неприязнь, которую, как теперь оказалось, нисколько не уменьшили семнадцать лет разлуки.

Зигвард был неприятно удивлен видом своего сына. Бук, всегда склонный к полноте, был теперь неприлично, невежливо толст. Пороки и время уточнили неприятные черты его лица, а приятные размазали. Капризная нижняя губа казалась вдвое больше верхней.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Зигвард, пытаясь вспомнить, куда он положил меч. — С чем пожаловал?

— С известиями, — сказал Бук. — И с просьбой.

— Езжай обратно, — откликнулся Зигвард. — Все нужные мне известия уже получены, остальные будут меня только раздражать, а просьб никаких в данный момент я выполнять не намерен.

Бук сразу все вспомнил. Его отец совершенно не изменился за все это время.

— Я не шучу, — сказал он.

— Я тоже не шучу. Мы не виделись много лет. Я тебя помню прыщавым угрюмым подростком. Ты приезжаешь тайно, вламываешься без доклада, прячешься за портьерой, показываешь мне постную морду, и говоришь, что у тебя какие-то известия и просьбы. У меня есть для тебя известие — главный здесь я. И есть просьба — убирайся обратно к Фалкону. Когда мне будет нужно, я за тобой пришлю.

— Хорошо, — сказал Бук, вскипая. — Хочешь оставаться Лжезигвардом, оставайся. Спасибо за прием.