Тень на пологе палатки пошатнулась, скрипнули кожаные сапоги. В голосе патэ Ирека, вот диво, явственно прозвучало смущение.
– Сэнир стратиг, к вам тут командиры… хотят кое-что сказать…
– Перестаньте мямлить, войдите и доложите как положено! – раздраженно сказал Матис, чуя приближение очередного приступа мигрени.
Патэ Ирек вошел. Докладывал он недолго.
– Я знаю ваше отношение, но все-таки решил спросить, они так настаивали…
– Вы что, с ума сошли? – поинтересовался стратиг кротко.
– Гнать их прочь? – предложил патэ, привставая с барабана.
– Разумеется! – Матис задумался. – Нет, зовите сюда, вместе с… подарком, сам прогоню.
Они возвратились затемно. За неделю Полесье здорово изменилось, возросло, под частокол подвели каменное основание, а сам частокол укрепили и нарастили. Появились площадки с машинами, сделанными по древним чертежам. Алек пустил Пегаса вдоль стены оценить изменения со стороны и едва не свалился в замаскированный ров.
Победителей встретил пир. Столы стояли под открытым небом. Алек хотел забраться на сеновал, зарыться в сено и проспать до обеда, но пришлось есть, пить и выслушивать речи. Пришлось ему и рассказать про ветер.
Первое войско под предводительством Проди вернулось раньше всех. Все были пьяны, никто не веселился. Налеты оказались удачными. Были захвачены кони, целый табун, в случае необходимости мяса хватит надолго.
Когда за столом наконец разговорились и можно было незаметно слинять, он встал и ушел, покачиваясь. Вино, которое он пил как воду, все-таки оказало свое действие, и Алек заблудился.
Что-то влажное прикоснулось к руке, Алек чихнул и проснулся. Острый запах щекотал ноздри.
Ну и ну!..
Вчера он так и не добрался до дома. В поисках хоть одного знакомого лица долго бродил по улицам, потом завернул в первый попавшийся двор…
Хозяин конуры снова ткнул его носом, взлаем потребовал освободить территорию. Алек вылез из конуры, отряхнулся, словно пес. Потрепал за уши черно-белого кобеля.
– Батюшки-светы! – Румяная полная женщина, выходившая из избы, ахнула и упустила кувшин. Алек непроизвольно подхватил мыслью посудину в пяди от земли, на камни дорожки выплеснулся белый молочный язык. Женщина подхватила парящий в воздухе кувшин, прижала к груди, словно опасаясь, что он отберет.
– Шон! Шон! – дрожащим голосом стала звать кого-то толстушка. На крыльцо вышел краснолицый здоровяк.