– Эх, братец. – Она шмыгнула носом. – Пожалуйста, не усердствуй так в питии.
– Пожалуйста, не строй из себя мамочку, сестренка, я старше тебя.
– А ты не строй из себя отца. Он, когда ты… ушел… совсем спился, и ты идешь по его стопам.
Алек осторожно кивнул.
– Ты мальчишка еще, – сказала сестра. – Хоть и старше меня. Как рука?
Он неуверенно шевельнул рукой.
– Кажется, ничего…
– Не перетруди. – Она, как больному, помогла ему встать и вернулась на кухню.
– Тебе помочь?
– Сам напросился. Почисти то и это, в эту миску настрогай мяса с ледника.
Они с головой ушли в домашние хлопоты, и Алек поймал себя на том, что ему нравятся обычные дела по хозяйству. В последний раз он этим занимался… ну да, в Мечте, пока не стал учеником.
Как хорошо иногда бывает отставить в сторонку дела войны и обратиться к простым мирным занятиям. Но, нарезая мясо, Алек понял, что держит кухонный нож так, как привык держать тяжелый боевой, чтобы можно было ударить, отразить удар и метнуть.
Он грустно усмехнулся мальчишке, которым был когда-то.
Кнопка неожиданно для себя самой крепко сошлась с Гномом.
Сначала он показался ей скучным и надменным – все дети беженцев отличались каким-то неторопливым взрослым достоинством. Вскоре дети Криты восприняли у них привычку здороваться так, как здороваются старшие, перенесли с уроков Александра в свое обычное общение.
В своих одиноких скитаниях девочка часто ощущала Гнома в заброшенных домах. Обычно они только посылали друг другу приветы. Когда они встречались вживе, Кнопка всегда обращала внимание на сумку, которую мальчишка таскал с собой. Верная своей привычке знать все обо всем и обо всех (за которую ей от этих всех частенько доставалось), она однажды подглядела за Гномом.
Ей случалось видеть, как мальчики в одиночестве разговаривают с придуманными собеседниками, ругаются и даже дерутся сами с собой, занимаются другими интересными вещами, такими, что тайна Гнома сначала ее разочаровала.