Штернберг знал это имя, мгновенно узнал бы это красивое, даже с повязкой через глаз, лицо — поздними вечерами в тишине швейцарского городка он всей своей сутью переносился в рейх, склоняясь над огромным хрустальным шаром, в глубине которого мелькали картины из чужой жизни. Он с содроганием пытался представить себя на месте этого человека и не хотел ему мешать. Война была смертельной болезнью, и судорожные манёвры на обоих фронтах уже напоминали агонию. Быть может, задуманное штабистом убийство безумца принесло бы исцеление. С Гиммлером об этом говорить было бесполезно — трусливый и нерешительный шеф СС в прошлом году вяло пытался наладить контакты с некоторыми сопротивленцами, но, едва почуяв опасность, резко оборвал все связи. Хотя, быть может… Уже в приёмной рейхсфюрера Штернберг решил: надо начать с общих фраз. Если Гиммлер сам намекнёт на то, что лучше бы не мешать заговорщикам, — выложить всё о планируемом покушении на фюрера; если заведёт свою обычную шарманку насчёт эсэсовской верности — смутно обрисовать обстоятельства, не называя имён. Что говорить о готовящемся вслед за возможным убийством фюрера перевороте, Штернберг и вовсе не знал. Собственная раздвоенность порой напоминала ему тяжёлую форму помешательства.

— Хватит сеять панику и распространять слухи! — прервал его Гиммлер, едва Штернберг упомянул, что вождю грозит опасность. — Я знаю, кто входит в эту грязную клику заговорщиков. На каждого из них ведётся досье. Они не посмеют покуситься на жизнь фюрера. Зато они разводят всю эту болтовню!

— Виноват, рейхсфюрер, но то, о чём я предупреждал вас ранее, — хотя бы раз это было пустой болтовнёй? Вспомните о Нормандии. В апреле я приносил вам расчёты моих предсказателей и курсантов, в мае предъявлял собственные выкладки. И что же? Наши войска, как и прежде, преспокойно ждали непонятно чего у Па-де-Кале. Хоть что-нибудь было предпринято?

— Довольно, Альрих, вы забываетесь!

— Рейхсфюрер, мои прогнозисты предупреждают: нельзя исключать того, что мы потеряем Францию. А тем временем русские уже в Польше…

— В конце концов, когда вы прекратите лезть не в своё дело! Фюрер знает об этом лучше вас! Я пригласил вас сюда совсем не за этим.

Штернберг мог бы сказать, сколько немцев уже желают гибели этого фюрера, который якобы всё всегда знает лучше всех. Но, глядя в тусклые глаза шефа за белёсо поблёскивающими, словно подслеповатыми очочками, чувствовал: похоже, предсказатели не ошибаются. Будет резня. И лучше бы сейчас назвать то имя, что до сих пор не вызывало интереса ни у Мюллера, ни у Гиммлера, — чтобы не только отвести от себя в будущем любые подозрения, но и даже сделаться, так сказать, героем, раскрывшим заговор против фюрера. Всего несколько слов. И одно имя. Штернбергу вспомнился затравленный взгляд раненого капитана. Так просто — несколько слов…