— Командир, — звал Хайнц, спускаясь в овраг. В ушах шумело, вокруг трещали ветви промёрзшего кустарника. На самом дне из глубокого снега, как надгробие, торчал чемодан. Хайнц вцепился в эту неподъёмную ношу с такой поспешностью, словно прикосновение к ней могло передать ему знание о том, что же случилось со Штернбергом.

— Командир, — вполголоса звал Хайнц, ступая по следам офицера. Он выбрался на другую сторону оврага, едва вытянув за собой адский груз. Следы уходили дальше в лес — странные, беспорядочные. Хайнц не мог понять, что здесь происходило. Офицер топтался на месте, шёл, падал, снова поднимался и снова падал. Хайнц подобрал валявшийся в снегу «парабеллум», засунул в карман. Неподалёку заметил пятна крови. Волчьих следов видно не было. Только человеческие.

Страх нагнетался, точно высоким давлением в барокамере.

Лес становился гуще, сосняк сменился дубравой. Среди деревьев стали попадаться тёмные камни, за завесой начавшегося снегопада похожие на вылезшие из земли спины доисторических животных. Хайнц медленно шёл вперёд, волоча чемодан и не отнимая пальца от спускового крючка автомата.

Вскоре Хайнц увидел офицера. Штернберг сидел на затоптанном снегу, привалившись спиной к дереву, и своей полнейшей неподвижностью походил на мертвеца. Снег густо усеял белым крапом черноту его шинели и запутался в волосах, из-за чего издали казалось, что офицер коронован венцом из инея. Затаив дыхание, Хайнц подошёл ближе. Он боялся окликнуть командира, больше всего на свете боялся, что тот не ответит. Штернберг был без очков, и его лицо казалось почти незнакомым. Взгляд немигающих глаз был остановившийся, пустой — или так только чудилось из-за того, что всепроникающий ровный белый свет, исходивший будто от самого снега, наполнял его глаза какой-то гранёной холодной ясностью. И вовсе не такой уж он и урод, заметил вдруг Хайнц. Не так уж и сильно безобразит его это злосчастное косоглазие, в сущности, не очень-то сейчас и заметное, а что до глаз разного цвета ну да, странно, но не более того. Его лицо — даже теперь, осквернённое многочисленными ссадинами и кровоподтёками, — было лицом молодого божества из чертогов Одина.

— Командир, — боязливо позвал Хайнц. — Командир, вы меня слышите?

Офицер чуть шевельнулся. Хайнц уронил чемодан, закинул автомат за спину, засуетился вокруг, бессмысленно и радостно приговаривая:

— Я так боялся, что не отыщу вас… Разрешите, я помогу вам подняться… Вы простудитесь, если будете тут сидеть… Вот ваш пистолет… А волчара, похоже, всё-таки сбежал… Я так виноват, что оставил вас, простите, я не должен был… Давайте, я вам помогу…