— Я хочу умереть!

Она лежала на зеленом виниле, свернувшись клубком вокруг собственных рыданий, прижимая руки к животу.

— Ли, ну как тебе объяснить, чтобы ты поняла? Да, для девятилетнего ума то, что ты чувствуешь, — испытание несправедливо тяжелое. Но надо же с этим как-то смириться, надо как-то жить дальше. Это не выход, Ли. Я хотел бы тебе помочь, Ли. Если ты мне позволишь, возможно, я сумею…

Она, прижимаясь щекой к полу, закричала:

— Вы не можете помочь! Я знаю все ваши мысли, они такие же грубые и расплывчатые, как у всех остальных! Как можете вы — вы — помочь тем, кому страшно оттого, что у них в голове сформировались неверные ассоциации! Как? И я не хочу блуждать и в ваших страхах тоже! И я не ребенок! Я прожила больше лет, видела больше мест, чем десять таких, как вы! Уходите и оставьте меня в покое…

Боль, ярость и музыка.

— Ли…

— Уйдите! Пожалуйста!

Вконец расстроенный доктор Гросс захлопнул окно, запер его, вышел из комнаты и запер дверь.

Боль, ярость… сквозь хаос пробивалась привязчивая мелодия «Короны». Кого-то — не ее, кого-то другого — везут в больницу, он плывет во тьме боли, и ему грезятся те же звуки. Обессиленная, все еще плачущая, она впустила это в себя.

Мысли этого человека искали спасения от боли в гармониях и ритмах «Короны». Ли попыталась спрятать там же и свои мысли, но тут же отпрянула. Там было что-то ужасное. Она пыталась оторваться, но сознание затягивало вслед за мелодией.

Ужасное заключалось в том, что ему запретили вставать на колени. («Бадди, прекрати хныкать и оставь маму в покое. Я плохо себя чувствую. Уйди и оставь меня в покое!» Бутылка разбилась о дверной косяк двери прямо возле уха, и он убежал.)

Ли вздрогнула. От того, чтобы встать на колени, хуже этого точно не будет. Так что она сдалась и позволила этому вливаться в нее — мыльным струпьям на грязной воде. Вода была вокруг него. Бадди, нагнувшись, шкрябал проволочной щеткой мокрый каменный пол. Парусиновые тапки промокли насквозь.

— Встанешь коленями на пол — я тебе покажу! Давай-давай, шевели своей…

Кто-то другой, не Бадди, получил пинка.

— И не касаться коленом пола! Ясно?

Снова пинок.

Скребя пол, они медленно движутся по тюремному коридору. Над дверью лифта табличка: «Исправительная колония штата Луизиана», но разобрать трудно — Бадди едва умеет читать.

— Не отставай, пацан! Опять тебя обогнали! Думаешь, если маленький, с тобой тут будут нянчиться? — орет Бигфут, шлепая подошвами по мокрому камню.