Он посмотрел на миллиметровку и поднял бровь:

— Это ты сама или из книги переписала?

— Вы велели звонить всякий раз, как у меня… случится приступ, верно?

— Да…

— Я сделала, что вы сказали.

— Конечно, Ли. Я знаю, ты держишь слово. Хочешь что-нибудь рассказать об этой песне? Что ты о ней думаешь?

— Очень интересный ритм. Пять седьмых, когда он есть. Но много долей пропущено, и мне приходилось вслушиваться очень внимательно, чтобы его поймать.

— А не было ли чего-нибудь такого, может в словах песни, что могло включить телепатию?

— У него такой сильный ганимедский акцент, что я почти ничего не разобрала, хотя по сути это английский.

Доктор Гросс улыбнулся:

— Я заметил, что с тех пор, как Фауст стал популярен, молодежь часто употребляет ганимедские словечки. То и дело их слышишь.

— Я не слышу. — Она быстро взглянула на доктора и снова отвернулась к книгам.

Доктор Гросс кашлянул.

— Ли, мы считаем, что тебе лучше быть подальше от других детей в больнице. Ты чаще всего настраиваешься на мысли тех, кого хорошо знаешь, или тех, кто пережил нечто подобное и в чем-то похож на тебя. Все дети тут у нас эмоционально нестабильны. А вдруг ты настроишься на всех одновременно? Тебе это может сильно повредить.

— Не настроюсь! — прошептала она.

— Помнишь, ты рассказывала, как в четыре года в детском саду настроилась сразу на всю свою группу и это длилось шесть часов? Помнишь, как тебе было плохо?

— Да, я пришла домой и попыталась выпить йод. — Ли злобно глянула на него. — Я все помню. Но я слышу маму через весь город. Я и незнакомых людей тоже слышу, постоянно! Я слышу миссис Лоуэри, когда она ведет уроки в классе! Я слышу ее! Я слышу людей с других планет!

— Насчет песни, Ли…

— Вы держите меня подальше от других детей потому, что я умней, да? Я знаю. Ваши мысли я тоже слышу…

— Ли, я прошу тебя рассказать, что ты еще думаешь об этой песне, какие чувства…