Уголком глаза следя за Барти, Агнес соизмеряла свой бег со скоростью его коротеньких ножек, поэтому, пока они добрались до машины, замёрзла и вымокла до нитки.

Мальчик побежал к дверце пассажирского сиденья. Агнес не последовала за ним, зная, что он вежливо, но твёрдо выразит недовольство, если помогать ему в деле, с которым он мог справиться сам.

Едва Агнес села за руль, как Барти оказался рядом. И когда она вставляла и поворачивала ключ зажигания, заводя мотор, уже обеими ручонками захлопывал дверцу.

Она дрожала от холода, вода с мокрых волос струилась по лицу. Агнес протёрла лоб рукой, чтобы вода не заливала глаза.

Запахи мокрой шерсти и парусины поднимались от свитера и джинсов. Агнес включила обогреватель и повернула направляющие центрального воздуховода к Барти.

— Сладенький, направь на себя другой воздуховод.

— Мне и так хорошо.

— Ты заболеешь пневмонией, — она перегнулась через мальчика, чтобы отрегулировать направление потока в боковом воздуховоде.

— Тепло нужно тебе, мама. Не мне.

Только тут она посмотрела на сына, моргнула, скинув с ресниц крошечные капельки воды, и увидела, что Барти совершенно сухой. Ни единый дождевой бриллиант не сверкал в его густых тёмных волосах или на по-детски гладком лице. Рубашка и свитер были совершенно сухими, словно их только что достали из шкафа или взяли из ящика комода. Несколько капель воды темнели на брюках цвета хаки, но Агнес поняла, что капли эти упали с её руки, когда она перегибалась через Барти, чтобы повернуть направляющие воздуховода.

— Я бежал там, где дождя нет, — объяснил он.

Воспитанная отцом, который любое развлечение полагал богохульством, Агнес только в девятнадцать лет увидела выступление иллюзиониста, когда Джой Лампион, ещё её ухажёр, повёз её на представление, которое давал заезжий цирк. Кролики, появляющиеся из цилиндра, голуби, вылетающие из клубов дыма, ассистентки, распиленные пополам и вновь сложенные в единое целое, все эти фокусы, устаревшие ещё во времена Гудини, в тот вечер потрясли её до глубины души. И сейчас она вспомнила, как иллюзионист вылил кувшин молока в воронку, свёрнутую из нескольких газетных страниц, после чего молоко куда-то исчезло, а воронка осталась совершенно сухой. Иллюзионист развернул страницы, и все убедились, что на них не размазалась ни одна буква. Но восторг, испытанный ею на том представлении, тянул лишь на один балл по шкале Рихтера в сравнении с десятью баллами изумления, которые тряхнули Агнес при виде абсолютно сухого Барти. Он словно не бежал с ней под дождём, а провёл это время у разожжённого камина.