Прошло немного времени. Он стал дышать свободнее, постепенно избавляясь от паники, начиная понимать, что дверь не должна быть заперта и он может в любой момент выйти, когда отсыревшие до костей, распухшие, пахнущие гнилой рыбой руки вдруг мягко ухватили его за горло и заставили повернуться, чтобы вновь увидеть перед собой синюшное мертвое лицо.

Часть четвертая В снежном плену

Часть четвертая

В снежном плену

Глава 26 Территория сновидений

Глава 26

Территория сновидений

От вязания ее начало клонить в сон. Впрочем, сегодня даже Барток навевал бы на нее дрему, а она слушала Баха. Движения ее пальцев становились все более медленными, и когда ее сын сводил знакомство с давней постоялицей номера 217, Уэнди уже спала, уронив вязание на грудь. Пряжа и спицы плавно колыхались в такт ее размеренному дыханию. Она спала крепко, и ей ничего не снилось.

* * *

Джек Торранс тоже спал, но сон был поверхностным и тревожным, видения казались слишком реальными, – по крайней мере ему никогда прежде не снилось ничего подобного.

Его веки стали тяжелеть, когда он просматривал пачки счетов за молоко, уложенных сотнями, – всего, казалось, их было несколько десятков тысяч. Тем не менее он кидал беглый взгляд на каждый из этих листков, опасаясь, что если проявит небрежность, может упустить именно тот фрагмент «Оверлукианы», который придал бы всему мистическую взаимосвязь, которая, как не сомневался Джек, существовала и таилась где-то здесь. Он ощущал себя человеком, который бродит с электрическим проводом от лампы по совершенно темной и незнакомой комнате в поисках розетки. И если ему удастся найти ее, в награду он удостоится чести увидеть подлинные чудеса.

Он больше не кипятился из-за звонка Эла Шокли и полученного от него нагоняя; как ни странно, ему помогли страшные минуты, пережитые на игровой площадке. Это было чертовски близко к нервному срыву, и Джек не сомневался, что так отреагировало его сознание на личную просьбу Эла, будь он трижды неладен, забыть о книге. Ему поступило нечто вроде внутреннего сигнала: чувство собственного достоинства такого человека, как он, нельзя унижать бесконечно и безнаказанно. Он напишет книгу. И если это означает конец его отношений с Элом Шокли, то так тому и быть. Он напишет биографию отеля, все как было, в деталях и подробностях, а в предисловии расскажет о галлюцинации, посетившей его среди живой изгороди, которая неожиданно обрела способность двигаться. Название он пока придумал не слишком броское, но вполне подходящее: «Странная история отеля “Оверлук”». Все как было, да, именно так. Он будет рубить сплеча, но не в попытке кому-то отомстить, свести счеты с Элом, со Стюартом Уллманом, с Джорджем Хэтфилдом или с собственным папашей (каким бы жалким задиристым пьянчугой тот ни был). Да и ни с кем другим, если на то пошло. Он напишет эту книгу потому, что история отеля «Оверлук» захватила его воображение, – могло ли существовать более простое и честное объяснение его мотивов? Он напишет ее по тем же причинам, по которым создавались все великие литературные произведения, как художественные, так и документальные: правда должна стать общеизвестной. В конце концов, истина всегда становится явной. Он напишет эту книгу, потому что таков его долг.