– Все будет хорошо, – говорю я и тянусь, чтобы коснуться ее лица, но рука моя проходит сквозь нее.
Меня пронзает острая боль, и я сжимаюсь в комок. Боль начинается внизу живота и отдается во всем теле. Она настолько сильна и внезапна, что я пронзительно кричу.
– Что с тобой? – Майкл резко садится. – Что, кошмар? Я здесь. Ты в безопасности. У себя дома.
Я пытаюсь встать, но меня накрывает еще одна волна боли, она налетает, словно понесший жеребец.
– Ого, – шепчу я.
– Что я могу сделать? – спрашивает Майкл.
Я наклоняюсь, пытаясь облегчить давление, и тут вижу белые крапинки, пляшущие за окном.
– Снег, – шепчу я, глядя в проем между плотных камчатных штор.
– Хочешь, я открою окно? – спрашивает Майкл, кладя теплую руку на мою поясницу.
Я киваю.
Он открывает окно, и, когда меня обдает морозный воздух, я переношусь в тот вечер, когда оказалась на льду озера и передо мной предстал Райкер. Меня захлестывает новая волна боли, но на этот раз уже не физической, а душевной. Я пытаюсь встать, чтобы видеть снег ближе, но, когда слезаю с кровати, Майкл, запинаясь, шепчет:
– Тирни… у тебя идет кровь.
Не отрывая глаз от снегопада, я говорю:
– Я знаю.
Он выбегает из спальни, крича служанкам, чтобы те привели повитуху, а я думаю: может быть, это знамение? Этот снег, посланный Евой в самом конце зимы. Но что она пытается мне сказать?
На меня снова накатывает боль, и я чувствую, как подгибаются ноги.
В комнату вбегает Майкл, таща за собой повитуху. Вид у нее полусонный, но, когда она видит, в каком я состоянии, с нее сразу же слетает весь сон.
– Милое дитя, – говорит она, прижав ладонь к моему лбу. Я вся в поту и горю, но все равно пытаюсь улыбнуться. Меня накрывает еще одна волна боли, и я кричу.
Повитуха помогает мне дойти до кровати, и я вижу, как мой живот ходит ходуном в свете ламп. Маленькие коленки и локотки пихают меня, стремясь поскорее выбраться наружу.
– Мне нужны полотенца, горячая вода, лед и йод, – рявкает повитуха, обращаясь к Майклу. – Прямо