триллерыМастер-классстр 235
Светлый фон
Шестнадцатилетняя Энн Фэрчайлд должна была бы предвкушать субботнюю вечеринку с танцами, но вместо этого она бодрствует, сидя в больничной палате у постели матери, находящейся в критическом состоянии. «Я понимала, что тут что-то не так, — говорит Энн Фэрчайлд, вытирая слезы, — потому и подобрала пароль к лэптопу моего отца. Как только он это обнаружил, то сразу же отправил меня в дом к Петре Пеллер. А я всего лишь хотела вернуть домой мою маму и мою сестру». В больничной палате вместе с Энн находится ее прабабушка Мария Фишер. «Надеюсь, ничего подобного больше не повторится, — вздыхает Фишер, — хотя, конечно, так мы и в прошлый раз говорили». Сейчас вся семья Фишер воссоединилась, как ни печально это сознавать, у постели тяжело больной Елены. И Мария Фишер, которая эмигрировала из Германии, когда ей было всего двадцать лет и которая до сих пор занимается изобразительным искусством, поясняет свои слова

____________________

Из сообщений CNN, среда,

13 ноября, 8.22 по восточному времени

Невероятно! Министр образования подает в отставку.

Невероятно! Министр образования подает в отставку

____________________

Из Твиттера, среда, 13 ноября,

8.23 по восточному времени

Динь-дон, эта сука ушла в отставку! #ВернитеИх Назад#БольшеНикакогоЖелтого#НикогдаБольше

Динь-дон, эта сука ушла в отставку! #ВернитеИх Назад#БольшеНикакогоЖелтого#НикогдаБольше

Глава семьдесят пятая

Глава семьдесят пятая

Я получила свои пятнадцать минут славы и все их полностью проспала. Папа читал мне заголовки газет за три дня, подчеркивая самое главное, а мама тем временем пыталась влить в мое иссохшее тело — хотя бы микроглотками! — какое-то количество воды. Не знаю, как именно звучит тело, когда оно ссыхается, но чувствовала я себя именно так — не просто высохшей, а какой-то пересохшей, ослабевшей до предела, с хрустом и треском разваливающейся на куски.

звучит

Ома, заполучив Фредди в полное свое распоряжение, устроилась на кушетке у окна и усадила девочку к себе на колени. Она укачивала ее, пела ей какие-то колыбельные по-немецки и упорно ее удерживала, хотя Фредди раз десять пыталась вывернуться и ускользнуть. И это продолжалось с самого утра, когда мои родители привели обеих девочек ко мне в палату.

— Отпусти ее, Ома. Пусть подойдет, если хочет, — сказала я бабушке.

Фредди буквально набросилась на меня, как делала когда-то в раннем детстве. Энн пыталась хоть немного ее удержать, но не сумела. Раньше я обычно просто отпихивала девчонок, если они становились чересчур липучими и надоедливыми, а мое терпение подходило к концу после целого дня «работы мамой», и мне еще нужно было доделать кое-какие школьные дела, и я уже устроилась в кресле, положив нужные бумаги на колени. Но это вовсе не означало, что я мало люблю своих драгоценных дочерей. Просто бурную любовь к ним я была способна демонстрировать только в определенном количестве и в течение определенного времени. Теперь же мне хотелось делать это вечно.