Светлый фон

— Надеюсь, не меньше двух лет, — сказал Ежов. — Так считаем мы в Ножовке.

Он как бы снижал свое значение, присоединяя себя к физикам, жившим за колючей проволокой, но в то же время такой ответ звучал как ответ человека, вникшего в дело.

— А американцам?

— Им это пока не приходит в голову, — сказал Ежов. — Они могли бы все сделать быстро. Но мы догадались, а они нет.

— Значит, у нас есть еще фора?

— Сами посмотрите и убедитесь, Иосиф Виссарионович.

Когда Ежов ушел, Сталин внимательно прочел все документы, подколотые в папке. Они были изложены подчеркнуто элементарно. Но если они не фальшивки, то доказывают, что бомба по крайней мере не очередной бред авантюристов, расхищающих народные деньги, и в самом деле мы обогнали их, мы сообразили кинуть на этот проект людей и деньги, и если это настоящий туз… Сталин снова принялся читать донесения о работах в Германии, Италии и Америке. Ежов прав — идея витает в воздухе. И возможно, он ее недооценил. Он сам будет контролировать проект Полярного института. И оставит Ежова… впрочем, надо подумать. Ежов уже сделал свое дело, ему пора переходить на должность козла отпущения… А может, рано? А может быть, есть резон в словах «железного» наркома? Дадим ему еще полгода. Но не больше.

 

 

Алмазов не благодарил Шавло за то, что тот его спас. Хотя Мате хотелось услышать благодарность.

— Ты чего улыбаешься? — спросил Алмазов, вернувшись из Москвы и зайдя в кабинет Шавло. — Думаешь, ты благородный? Да ты просто понимал, что я тебя утащу за собой.

— Это еще бабушка надвое сказала, — ответил Шавло.

— Я один на тот свет не пойду, — сказал Алмазов. — Давай чай пить.

В кабинете Шавло на третьем этаже института была двойственность, рожденная либо какими-то идиотскими инструкциями, либо фантазиями снабженца. Внутри кабинет был обшит панелями, как райкомовский, в нем стоял буквой «Т» стол, правда, стулья вокруг были разномастные и шатучие, что всегда оскорбляло взор Шавло, но добиться в ХОЗУ других стульев он не мог и даже подозревал, что Алмазов избрал именно такой путь его унизить. Дверь изнутри была обита черным дерматином и пришпилена ровными рядами блестящих кнопок. Но снаружи, со стороны предбанника, где сидел весь «аппарат» Шавло, она была нагло, нищенски фанерной.

Не провели для Мати и звонка, так что ему приходилось по сто раз на дню выходить в предбанник, чтобы отдать указания или впустить посетителя.

Ночевал Матя в комнатке за кабинетом. Там умещался старый диван, сейф, два стула и школьный столик, где Матя иногда ночами работал, если не спалось. По крайней мере он спал один, не так, как академики — в камерах человек на двадцать, лабораториями или отделами. Внутри общайтесь сколько хотите, с другими отделами — никогда. Даже гулять физиков выпускали по отделам — на плоскую бетонную крышу шараги.