Светлый фон

 

 

Срыв у Алмазова произошел в середине марта 1939 года, после того, как не удалось провести испытания ни к Октябрьским, ни к Новому году. Ежов дал слово, что он сам расстреляет Алмазова и Шавло, если они не выполнят обещаний ко дню Красной Армии, но Алмазов, под давлением Мати и понимая, что тот прав, чуть не на коленях умолил пьяного и страшного в гневе маленького наркома подождать, пока кончится полярная ночь, — в мороз и в ночь испытания проводить бессмысленно — невозможно вести контроль и съемку. Кому нужны испытания ради того, чтобы показать миру еще одно полярное сияние?

Ежов не знал, подействуют ли эти аргументы на Сталина, но Сталин легко и сразу согласился еще чуть-чуть отсрочить испытания, чтобы вести их днем. Теперь Ежов регулярно доставлял Сталину материалы о состоянии атомных исследований в других странах, и Сталин понимал, что нас еще не догнали. Более того — разрыв еще больше увеличивается, если верить чекистам и нашим физикам: мы на пороге первого взрыва, они же пишут статьи в журналах и дают нам добавочную информацию.

Ежов, которому уже был подписан смертный приговор, цеплялся за проект, как за соломинку, не подозревал, что Сталин вырвет ее на следующий же день после испытаний — будут они удачны или нет. Народ устал от ежовского террора — Сталин в последние недели сам называл происходящее в стране ежовским террором и даже обсуждал конфиденциально с Берией перемены во внутренней политике — когда надвигается большая война, надо дать передышку, а то люди начинают связывать аресты и казни с именем самого вождя. И это недопустимо.

Со дня на день на строительство должен был приехать его новый куратор Вревский — это не сулило ничего доброго. Замкнутый, дотошный, с бульдожьей хваткой, Вревский был во всем противоположностью Алмазову. Вревский полагал Алмазова цыганским жульем, а Алмазов называл про себя Вревского крохобором и пауком. Они не выносили друг друга, хоть виделись лишь раза три в Москве.

14 марта Алмазов плохо выспался — он пил вечером со своими сотрудниками, чего раньше себе не позволял, но надо было с кем-то пить. Ночью ему снилось, что он снова с Альбиной и она так же ласкова и послушна, котеночек, любимый котеночек… От этого утром было еще гаже. Когда пришел к себе в управление, выяснилось, что за ночь случились всякого рода происшествия, и все, конечно же, неприятные, покончил с собой, выбросившись с седьмого этажа, математик, профессор, причем нужный для проекта. На семнадцатом объекте взорвался газ — трое зэков погибли; газ был на вес золота, баллоны везли через всю страну. Завтра приезжает Вревский — мог бы еще несколько дней подождать, — и тут позвонил Шавло и сказал, что 1 апреля испытания не получаются, надо потянуть резину еще дней десять.