— Ян, — заговорил он быстрым шепотом, — опомнись. Это нервы. Мы не можем поодиночке — приди в себя, я прошу тебя.

— Отпусти, — так же тихо, шепотом ответил Алмазов.

Матя отпустил его.

Хотя не спускал глаз с кобуры.

Алмазов потер кисть руки.

— Первое апреля, — сказал он, — и ни днем позже.

Это было сказано тоже тихо.

Потом он вышел из кабинета, но не прошел сразу всю приемную, а остановился и внимательными черными глазами осмотрел каждого, словно никогда раньше не видел и удивлен существованием этих людей.

Матя сделал несколько шагов вслед за Алмазовым и заметил, как тот приходует его сотрудников, и понял, что, если Алмазов уберет их, спрячет, переведет в какой-нибудь лагерь, это будет с его, алмазовской, точки зрения правильно. Матя отказывал себе в праве на ту же точку зрения и старался не думать, что слова, услышанные Сельвинским и женщинами, опаснее для него, чем для Алмазова.

Когда за Алмазовым, хлопнув по-фанерному, закрылась дверь в коридор, Матя хотел выйти и сказать, чтобы все шли по домам, прятались, уезжали, но сразу не вышел, потому что понимал — им негде скрыться.

Не закрывая двери в приемную, он вернулся к себе за стол, но не успел сесть, как вошла Раиса.

Она была бледна, и глаза ее лихорадочно блестели. Она была напугана.

— Матвей Ипполитович, — сказала она неестественно низким голосом, — у меня зуб разболелся. Честное слово — просто невозможно. Разрешите, я в медчасть?

Она смотрела на него в упор и умоляла — отпусти, дай шанс! Не зная еще, как она хочет этот шанс использовать, Матя сказал:

— Беги, конечно. Беги.

Слышно было, как в предбаннике она чем-то звенит, открыв ящик своего стола. Потом скрипнула вешалка — и слышен стук ее сапог. Все. Убежала. А остальные?

Матя вышел в предбанник. Альбина и Сельвинский смотрели на него.

— Шли бы вы по домам, — сказал он. Они послушно поднялись и стали собираться. Матя смотрел на них и повторял мысленно: «Честное слово, я не виноват, честное слово. Но вот за Раису поручиться не могу».

Они не успели уйти — обоих взяли в коридоре. Раису взяли тоже. Она, бедная, не успела застраховаться, доказать свою лояльность. Алмазов распорядился об аресте, как только вернулся к себе в управление. И заботился при том он не столько о себе, сколько о Мате, Матя был нужен, пока не взорвется бомба.

Матя вскоре узнал, что Сельвинского расстреляли в ту же ночь «при попытке к бегству». С Раисой оказалось сложнее — она была штатным осведомителем и в этой роли сидела в предбаннике у Мати. Она и была самой опасной. К счастью для Алмазова, лейтенант, которому она была подчинена, сам испугался и принес ее письменные показания Алмазову. Алмазов велел отвезти ее в Устьвымлаг и внедрить там. Но по дороге машина провалилась под лед и утонула в реке. Об этом Матя тоже узнал — слухами лагеря полнятся.