А вот что случилось с Альбиной — он так и не узнал. И не стал спрашивать Алмазова. Хотя надеялся, что тот ее не убил, ведь Альбина безопасна… хотя есть ли в нашем мире безопасный человек? Впрочем, Матя ее не боялся, как не боялся и погибших своих сотрудников, потому что знал: пока он нужен Ежову и Сталину, он будет жить, а когда его надо будет убрать, то не все ли равно, в чем его обвинить — в убийстве женщины и старика или в шпионаже в пользу Троцкого?

На следующее утро Алмазов встречал нового замнаркомвнудел Вревского. Вревский был из выдвиженцев наркома, раньше сидел в провинции, и, когда Ежов подбирал себе помощников, Вревского вызвали в Москву. Вот и вся история, если не считать того, что за полгода Вревский вознесся от замзавотделом до замнаркома, — но в те времена подобные взлеты и куда более быстрые падения стали обыденными.

Алмазов поехал на станцию на своей машине, хотя от станции до штабного корпуса было всего метров триста.

Когда шесть лет назад Алмазов в поисках площадки впервые попал на Ножовку, здесь был никелевый рудник, к которому вела узкоколейка. В первый же год к объекту подтянули две нитки широкой колеи. Три поколения строителей — тысяч девять — отдали души на стройке. Но задание партии выполнили. С тех пор сменяющееся начальство приезжало с ревизиями и инспекциями в штабных вагонах и выходило на настоящий перрон настоящей станции «Полярная». Начальство менялось, а Алмазов, который отсиживался здесь, все еще оставался в живых: порой он понимал, что, усаживая в вагон очередного начальника, он провожает его на Голгофу. Вревский был новый, Вревский был близок к Ежову. Но Ежов еле держится, надеясь на удачное испытание. Тогда, он думает, его пощадят. Так же думает и Вревский.

На перроне стояла охрана — сытые парни в романовских полушубках.

Алмазов поспешил к двери вагона, которую осторожно открыл охранник.

Вревский был простоват на вид, краснолиц, брови и ресницы желтые, почти белесые, тонкие в ниточку губы и тяжелые скулы — пришло новое поколение чекистов, от станка, из навоза, из исполнителей и палачей. Интересно, умеет ли он читать или только подписывается под приговорами, с недоброжелательством подумал Алмазов, который не знал досье Вревского — до революции следователя.

Они были с Вревским одного роста. Вревский сильно пожал руку — короткие толстые пальцы, жесткая ладонь.

Вревский пошел к машине. За ним поспешили адъютанты, помощники, охрана.

— Вы позаботитесь о моих людях? — спросил Вревский.

— Разумеется, — сказал Алмазов.

Вревский был в кожаном пальто с меховым воротником и пыжиковой ушанке, на ногах пилотские унты. Когда подошли к машине, он стал всматриваться в даль, в сторону объекта, но ничего не мог увидеть — хоть полярная ночь завершилась, в девять утра лагерь был окутан серой мглой.