Ксорве вытащила фляжку с картофельной настойкой из пальто и протянула ему. Коротко рассмеявшись, он взял ее и убрал в карман.

– Даже не думай меня жалеть, а то меня стошнит, – сказал он. Выпрямившись, он, будто поношенную куртку, накинул на себя томный вид. Сделал паузу, чтобы собраться. Ксорве была благодарна за передышку – она успела успокоиться и изобразить безразличие.

– Кончай хандрить, возьми себя в руки и собирай вещи, – велел Тал. – Мы едем домой.

Первой мыслью Ксорве было отказаться. Ей не хотелось встречаться с Сетенаем и снова гулять по Тлаантоту, как будто все было по-прежнему.

Но здесь она не обрела покоя. Она надеялась, что ей полезно будет побыть наедине со своими мыслями, но они оказались неважной компанией. Как однажды заметила Шутмили, думать – это не так здорово, как об этом говорят. Сетенай хотя бы даст ей работу и цель, и она сможет отвлечься.

– Давай же, – сказал Тал. – Для чего еще мы годимся?

Для чего они точно не годились, так это для праздной беседы. Путешествие до Тлаантота заняло у них всю ночь, и почти все это время они провели в молчании.

Ксорве беспокоило то, что она так ошибалась насчет Тала. Его томление было настолько очевидным, что она даже не задумывалась, что могло за ним скрываться. Она всегда считала, что Тал добивается, чтобы его заметили, пожелали, выделили. Но, видимо, этого было недостаточно. Совершенно точно недостаточно. Во всяком случае, для Тала.

Она осторожно проверила собственные ощущения, аккуратно прикоснувшись к ним, прежде чем отдаться им целиком. Нет. Она не может думать об этом сейчас.

Из темноты, будто морское чудовище, вынырнул тускло сияющий на горизонте Тлаантот. Полностью протрезвевшая Ксорве сменила утомленного Тала в кресле пилота.

Пора возвращаться. Уже завтра она вернется к старой работе, и все закончится. Но радости не было, только усталость.

Тал дремал под одеялом. Интересно, снятся ли ему те же отвратительные сны, что и ей? Задыхающийся Олтарос, жертвенные трупы, истекающие кровью в Пустом Монументе?

Прищурив один глаз, он посмотрел на нее.

– Я видел ее, – сообщил он заплетающимся языком, будто не до конца проснулся. – На корабле.

Ксорве замерла.

– Кого?

– Девушку. Карсажийку. Ш’мили.

– О чем ты? – спросила Ксорве. Она выпрямилась, насторожившись, словно в ожидании засады. – Как? Когда?

– После случившегося в Антрацитовом Шпиле карсажийцы забрали нас обоих на свой корабль. Я проснулся в карцере, а она была в соседней камере. Живая. Они спорили, что с ней делать. Вряд ли знали, что я их слышу.

– Что? – переспросила Ксорве в темноте напряженным и незнакомым голосом. – Что они говорили, Тал?