Я выбрал правильно! Но их двое против меня одного…

– Ричард? – позвал Чайлд настойчиво.

Я оглядел товарищей.

– Жмите, – произнес я уныло.

Чайлд положил лапу на символ, который выбрали они с Селестиной, и сильно надавил.

Полагаю, прежде чем отреагировал Шпиль, я понял, что мы совершили ошибку. Но, глядя на Селестину, я не видел ничего похожего на шок или изумление. Напротив, она выглядела абсолютно спокойной.

А затем пришло наказание.

Оно было жестоким, и мы должны были погибнуть. Даже с теми улучшениями, которые подарил нам Тринтиньян. Громадный тройной маятник с лезвиями на кончиках рычагов вырос из потолка и принялся раскачиваться, наращивая размах движений. Возможно, нашему разуму удалось бы высчитать траекторию простого маятника и вовремя заставить тела уйти с линии поражения. Но траекторию встроенного устройства предугадать было чертовски сложно – как ни крути, это выглядело наглядной и жуткой демонстрацией математики хаоса.

Но мы выжили, как и при предыдущем наказании. Даже Селестина уцелела, маятник отсек ей всего одну руку. Я потерял руку и ногу, и на моих глазах – кажется, в моем восприятии ужас смешивался с восторгом – комната присвоила себе эти части моего тела; выросшие из стены щупальца сразу вцепились в полезные для Шпиля комбинации металла и пластика. Боль тоже ощущалась, ибо Тринтиньян подсоединил искусственные конечности к нашим нервным системам, дабы мы могли различать жару и холод. Но боль быстро сгинула, поглощенная цифровым онемением.

Тяжелее всего пришлось Чайлду.

Лезвие маятника разрубило его посредине, прямо под грудной клеткой, и на пол просыпались осколки металла и пластика вместе с кусками проводов, заменивших внутренности, пролилась кровь и какая-то зловонная жидкость. Те же щупальца из стены жадно ухватились за заднюю половину его тела и увлекли ее в никуда.

Той рукой, которая действовала, Селестина нажала на правильный символ. Наказание прекратилось, дверь открылась.

Убедившись, что маятник исчез, Чайлд оглядел свое искалеченное тело.

– По-моему, мне изрядно досталось, – заметил он.

Многочисленные клапаны и сальники перекрыли истечение жидкостей, и оставалось лишь в очередной раз поразиться несомненному мастерству Тринтиньяна. Он предусмотрел почти все, и Чайлд способен был выжить даже при предельно неблагоприятных обстоятельствах.

– Жить будешь, – подтвердила Селестина.

Сочувствия я в ее голосе не услышал.

– Почему? – спросил я. – Почему ты не сразу нажала на нужный символ?

Она посмотрела на меня:

– Потому что я должна была так поступить.