– Понимаю. Вы близки? Вы для него что-то значите?

– К чему вы клоните?

Тифти проигнорировал вопрос. Поставил пустой стакан и вернулся за стол.

– Подозреваю, он вами восхищается. Великим Питером Джексоном. Не надо скромничать, я знаю, кто вы такой, и куда больше, чем известно официально. Эта ваша девушка, Эми, и все это дело с Двенадцатью. И не вините в этом Холлиса. Не он источник этой информации.

– Тогда кто?

Тифти ухмыльнулся.

– Может, в другой раз. Сейчас мы говорим о вашем племяннике. Как вы сказали, его зовут?

– Я не говорил. Калеб.

– Вы же Калебу, как отец, вот, о чем я спрашиваю. Сколько бы вы там ни слонялись по территориям, пытаясь избавить мир от великой угрозы Зараженных, вы же понимаете, что это правда?

Питер внезапно почувствовал, что им идеально манипулируют. Это напомнило ему, как он играл в шахматы с мальчишкой. Только что он играл, будто понимая, что происходит, а в следующий момент он уже зажат, и игре пришел конец.

– Это простой вопрос, лейтенант.

– Я не знаю.

Тифти с секунду глядел на него.

– Благодарю за откровенность, – сказал он таким тоном, будто завершал разговор. – Мой вам совет – забыть обо всем этом и отправляться домой. Растить вашего мальчика. Ради него и ради вас самих я позволю уйти вам и вашим друзьям, но предупреждаю, что, если вы станете рассказывать о том, где побывали, это, скажем так, не принесет вам большого счастья.

Мат.

– И все? Вы не собираетесь ничего делать?

– Считайте это величайшим одолжением, которое вам когда-либо делали. Отправляйтесь домой, мистер Джексон. Живите своей жизнью. Потом меня еще поблагодарите.

Питер лихорадочно пытался придумать хоть какие-то слова, которые бы убедили этого человека поступить иначе. Показал на картину на столе.

– Эти девочки. Вы сказали, что любили их.

– Я любил их. Именно так. Именно поэтому не собираюсь вам помогать. Можете назвать меня сентиментальным, но я не хочу, чтобы ваша смерть была на моей совести.