— Нам от этого не легче. — Хмуро подытожил Федор. — Что с этим «неметаллом» делать?

— Это не просто стена, Федя. — Сказал Василенко, внимательно вглядываясь в темно-серую, с зеленоватым отливом, как, по крайней мере, казалось при свете факелов, поверхность. — Это дверь. И открывается она не ключами, какими ни будь, а…

— Отойдите от стены. — Услышали друзья, наконец, голос волхва. — Станьте вот здесь.

Тихомир указал себе за спину. Искатели, с удивлением переглянувшись, перешли в обозначенное место.

— Стойте тихо, что бы ни случилось. Григорий Семенович, если что — поможешь мне. Там поймешь — как. Ты умеешь, я знаю. А теперь, мужики, гасите свет!

Развернувшись лицом к стене, жрец окунул свой факел в воду. Друзья, сильно не озадачиваясь, последовали его примеру.

В тоннеле воцарилась кромешная тьма, которую, как казалось, можно было потрогать руками. Мрак, сменивший живой, теплый, танцующий свет от пламени факелов, заполнил собой все пространство вокруг, пытаясь залезть в саму душу. До слуха доносился только легкий шелест воды, да сопение застывших в напряжении людей.

Так продолжалось несколько минут.

И тут друзья услышали еще один звук, совсем тихий, похожий на человеческий шепот. Он постепенно усиливался, и когда стал заметно громче, стало понятно, что действительно волхв скороговоркой произносил какие-то молитвы или заклинания. Вместе с этим в направлении преграды, куда были обращены напряженные взгляды искателей, то ли на поверхности плиты, то ли просто — в воздухе, что поначалу трудно было определить, стали проявляться какие-то линии, тонкие, еле заметные, фиолетового оттенка, снующие в одной плоскости шустрыми змейками. Но, одновременно с повышением силы голоса жреца, эти линии становились более четкими, яркими, скорость их перемещения замедлялась, а цвет, из бледно-фиолетового, постепенно переходил в ярко-голубой, практически — белый.

Во время всего этого светозвукового представления Тихомир стоял, широко расставив ноги, и выставив правую руку вперед ладонью. Его левая рука была плотно прижата к груди. Это стало видно благодаря световым линиям, достигшим, казалось, максимума своей яркости и осветившим все вокруг мертвенно бледным светом. При этом они уже почти не двигались, а практически выстроили собой какой-то сложный и таинственный знак. Заклинания жрец произносил уже не шепотом, как в самом начале, а в полный голос, причем, как показалось друзьям, это удавалось ему с большим трудом. Даже при неестественном, потустороннем освещении было видно, что лицо Тихомира заливает пот, вены на висках вздулись, вытянутая вперед рука заметно дрожала. На каком-то этапе ровный поток непонятных слов вдруг стал ломаться, затем вообще превратился в один протяжный стон, жрец обеими руками ухватился за голову, как будто испытывал невыносимую боль. Световые линии заметались опять и стали терять свою яркость, а пространство вокруг вновь погружалось во мглу.