Купальщик же, отвергнутый недоступной по чину ассистентшей «верховного», переключился на партнершу по эксперименту и полез целоваться к ней, будучи в этот раз одобрен и поощрен.

Ошарашенный происходящим Илья решил не записывать итог «марлезонского балета», чиркнул закорючку в блокноте и вышел, пока не началось что-нибудь еще, о чем придется потом жалеть.

В смешанных чувствах, долго блуждая по коридорам, так и не обнаружив уборной, он покинул наконец здание, миновал садик с запущенными кустами и оказался на долгой тенистой улице, совершенно безлюдной, шедшей вдоль железной дороги — не той, по которой прибыл с утра в НИИ, а другой, отрезанной от нее стеной домов и сплошных дворовых построек.

Болезненно-желтые двухэтажки стояли над узкой песчаной тропкой, отгороженной от проезжей части строем развесистых тополей. Кроны их разрослись, отчего, несмотря на предобеденный час, казалось, что близок вечер. Всюду валялся древесный сор и воздух наполнял какой-то особый уютный пар с запахом домашней еды, чердаков и трав, будивший воспоминания о дачных вечерах в детстве.

По дороге, почти скрытой густой листвой, изредка катились автомобили, ни в какую не желавшие останавливаться. Илья четверть часа простоял там с вытянутой рукой, размахивая красным удостоверением МИМа, но никто его так и не подобрал.

Между тем времени оставалось в обрез: в любую секунду могло случиться непоправимое, мочевой пузырь держался на честном слове. Встать прямиком под окна и справить свою нужду Илье не позволял этикет. В проходах между домами заманчиво мелькали дворы с кустами… Но, как на грех, в каждом кто-то был — женщины развешивали белье, старцы протирали скамейки, и дети носились с криком, пугая всклокоченных голубей. В одном происходил форменный домашний скандал с киданием стульев и мордобоем. Дама со щеткой на длинной ручке в духе Делакруа162 попирала обломки мебели, грозя расправой «козлу», которого держали за руки дед с бабкой, попутно ругая «стерву». Остальные участники занимали друг друга дракой.

Нечего было думать обнаружить тут ресторан, где, пожертвовав денег на чашку кофе, можно цивилизованно решить щекотливый вопрос бытия. Сколько бы он ни шел — все одно — фатум!

Единственным общественным учреждением оказалась маленькая аптека, втиснутая в фасад одного из одинаковых как гривенники домов — между колонн убогого портика, облупившегося на треть. Ее дверь, служившая также и окном, была настежь открыта, приглашая за мазью и порошками.

— Здравствуйте! — поздоровался с невидимым обитателем Илья, входя в полутемный зальчик, чуть не налетев на прилавок, таким крошечным было пространство. — Я…