«Так его прозвали».

«Если тебе нравится слушать про адское пламя и вечные муки, – заметил Арт Марсайл, – дело твое. Но я туда не пойду, и Джине там делать нечего».

«Если бы это зависело от меня, она пошла бы на собрание, и ей там понравилось бы. Ей это было бы полезно».

Арт Марсайл взглянул на Хью с удивлением, с годами скорее возраставшим, нежели уступавшим место привычке: «А тебе было бы полезно выпить пива и целоваться с девушками. Но заставлять тебя я не могу. Будь я проклят, если заставлю кого-нибудь что-нибудь делать для его же блага!»

Хью вышел из гостиной и немного погодя появился снова в мешковатых серых брюках и черном свитере с большой стилизованной буквой на груди – его команде вручили такие свитера после успешного баскетбольного матча. «Я пошел», – сообщил он.

Арт Марсайл кивнул; Хью удалился. Закончив перелистывать журнал, Арт включил телевизор и посмотрел вечерний фильм – но мысли его были заняты скорее детьми, нежели мелькающими кадрами устаревшего боевика. Хью мог быть или не быть его собственным сыном; Джина была его дочерью от второй жены. Первая жена Арта сбежала с бродячим музыкантом вскоре после того, как родился Хью. Хью больше походил на этого музыканта, чем на Арта. Ни в чем невозможно было быть уверенным, однако, и Арт пытался вести себя с сыном так, как если бы тот был его кровным отпрыском. Вторая жена Арта погибла в автокатастрофе, когда возвращалась с новогоднего «парада роз» в Пасадене. Если Арт скорбел по ней, никто ничего об этом не знал. Он работал в апельсиновой роще с усердием, поглощавшим всю энергию. Его бизнес процветал; он прикупил еще земли и делал деньги, не проявляя ни малейшего желания их тратить. Джина и Хью подрастали; Арт относился к обоим настолько справедливо, насколько умел. Так как он не мог заставить себя демонстрировать привязанность к Хью, он пытался скрывать любовь к дочери. Но Джину невозможно было обмануть. Она обнимала и целовала отца и ничего от него не скрывала.

Хью существовал в другом мире. Он играл в баскетбол со страстным прилежанием, вступил во все школьные организации и занимал ту или иную должность в большинстве из них. Он купил руководство по соблюдению парламентского регламента и штудировал его внимательнее, чем учебники по математике. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, Хью посетил митинг евангелистов под открытым небом, и, если до тех пор между ним и Артом существовало какое-то взаимопонимание, теперь оно исчезло.

Летом Хью работал в апельсиновой роще. Арт Марсайл платил ему сполна и платил не зря – Хью был усердным, неутомимым трудягой. На заработанные деньги Хью купил автомобиль, а затем – переносной громкоговоритель: прибор в форме рупора с питанием от аккумуляторной батареи. «Какого дьявола тебе понадобилась эта штуковина?» – недоумевал Арт. Хью взглянул на рупор так, будто увидел его впервые, после чего перечислил способы применения громкоговорителя: сообщения, объявленные с его помощью, работники могли слышать во всех концах апельсиновой рощи, рупор мог пригодиться в аварийных ситуациях и при выполнении спасательных работ, во время шумных баскетбольных матчей и вообще тогда, когда нужно было обратиться к множеству людей. Арт попросил сына ни в коем случае не пользоваться рупором, обращаясь к нему, и не провозглашать с помощью этого устройства какие-либо молитвы за обеденным столом – с недавних пор Хью завел привычку молиться перед едой, и Арт терпеливо переносил такую непрошеную демонстрацию благочестия, хотя и не присоединялся к молитве. Джина, однако, не проявляла должного смирения и безжалостно дразнила брата, пока отцу не приходилось ее сдерживать: «Если Хью считает, что ему следует молиться перед едой, пусть молится – это его дело».