«Почему, в таком случае, он не может молиться про себя? Бог не нуждается в том, чтобы мы его благодарили каждый раз, когда мы садимся обедать».

«Ты ведешь себя непочтительно», – заметил Хью.

«Ничего подобного! Такова логика вещей. Если бы богу было угодно, чтобы мы не голодали, нам не нужно было бы есть. Почему мы должны его благодарить за то, что вынуждены делать, если не хотим умереть? Ты же не благодаришь бога каждый раз, когда делаешь вдох и выдох?»

Арт позволял им препираться: зачем прерывать осмысленный спор? «Такие вещи каждому приходится решать самому», – думал он. Застольные пререкания возникали нередко – растущая религиозность Хью вступала в конфликт со скептицизмом Джины. Арт держал свои мнения при себе и вмешивался только тогда, когда дети начинали ругаться. А сегодня вечером Хью отправился на собрание «духовных возрожденцев», тогда как Джина «жарила сосиски» у дома, населенного призраками.

Арт ожидал, что Джина вернется примерно к полуночи, но в одиннадцать часов вечера она уже прибежала домой; глаза ее горели от возбуждения: «Папа! Мы видели призрака!»

Поднявшись на ноги, Арт выключил телевизор.

«Ты думаешь, я дурака валяю? Но мы его видели! Так же ясно, как я вижу тебя!»

Вслед за Джиной зашел Дон Бервик: «Это правда, мистер Марсайл!»

«Вы хорошенько налегли на пиво?» – с подозрением спросил Арт.

«Нет-нет, ничего такого! – оправдывался Дон. – Я же обещал».

«Ну хорошо. Что случилось?»

Джина стала рассказывать. Они подъехали к дому Фрилоков на Индейском холме – к заброшенному, потрепанному непогодой сооружению в роще кипарисов и косматых кедров, с покосившимися дверями и выбитыми окнами. Сначала они хотели развести огонь в камине, но внутри было так грязно и неприятно, что девушки отказались там оставаться. Костер развели на заднем дворе, на еще не заросшей сорняками гравийной площадке. Парни принесли провизию из машины, девушки расстелили покрывала; все занялись обычными приготовлениями к пикнику.

Джина напомнила отцу обстоятельства убийства в доме Фрилоков – вне всякого сомнения, ужасной трагедии. Бенджамин Фрилок, раздражительный старикан лет шестидесяти, подозревал, что за его двадцативосьмилетней женой волочился молодой племянник. Бенджамин заткнул жене рот кляпом, подвесил на кистях рук с перекладины в гостиной, а через некоторое время притащил туда же труп племянника, который тоже подвесил за кисти рук в полутора метрах перед женой. Он сорвал одежду с обоих тел, живого и мертвого, после чего отправился, как ни в чем не бывало, выполнять свои обязанности агента по продаже недвижимости.