«Как ты себя чувствовал там, в космической пустоте?» – спросил Кэтлин.

«Там одиноко и очень пусто. Я выдыхал, но больше ничего не вдыхал – странное ощущение. И ветер не обдувает кожу, не хватает ветра. Никогда не думал об этом раньше. Воздух постоянно ощущается кожей – как шелк, как взбитые сливки – у воздуха есть осязаемая текстура…»

«Разве тебе не было холодно? В открытом космосе температура снижается до абсолютного нуля!»

«Вакуум – ничто. В нем не холодно и не жарко. Солнечный свет нагревает, лучше оставаться в тени. Тепло не теряется посредством конвекции, как это происходит в атмосфере, но тепловое излучение и испарение пота достаточно охлаждают организм».

«Я все еще ничего не понимаю, – признался Фрэйберг. – Этот принц Али – какой-то мятежник, не так ли?»

«В каком-то смысле его трудно в этом обвинять. Нормальный человек, живущий под куполами их долин, должен каким-то способом выпускать накипевший пар, если можно так выразиться. Принц Али решил выступить в своего рода мусульманский крестовый поход. Думаю, что у него это даже получилось бы – по меньшей мере в масштабах Циргамесча».

«Но под теми же куполами живут многие другие…»

«Когда дело дойдет до драки, один сжамбак одолеет двадцать человек в скафандрах. Укол стрелы или шпаги не повредит щиту сжамбака, но такой же укол выпустит воздух из скафандра, и человек внутри скафандра взорвется от перепада давления».

«Вот как! – сказал капитан. – Надо полагать, теперь на Циргамесч пошлют отряд Корпуса Миротворцев, чтобы там навели порядок».

Кэтлин спросил: «Тебя усыпили хлороформом. Что случилось, когда ты пришел в себя?»

«Ничего особенного. Я чувствовал, что к моей груди что-то прикрепили, но не слишком об этом беспокоился. Все еще плохо соображал. Воздух уже наполовину выкачали из барокамеры. Они держат в ней человека восемь часов. Давление снижается примерно на 0,7 атмосферы в час – плавно и постепенно, чтобы не вызывать кессонную болезнь».

«Барокамера – рядом с тем помещением, где ты встретился с Али?»

«Да. Им пришлось сделать из меня сджамбака – иначе негде было бы меня содержать. Довольно скоро у меня в голове все прояснилось, и я рассмотрел аппарат на груди, – Мерфи ткнул пальцем в механизм, лежавший на столе. – Увидел баллон с кислородом, увидел, как кровь циркулирует по прозрачным пластиковым трубкам: синяя венозная кровь – из меня в этот карбюратор, красная артериальная – обратно в меня. Я понял, как все это работает. Легкие продолжают выдыхать двуокись углерода, но вена, подающая кровь в левое ушко сердца, пропущена через карбюратор и насыщается кислородом. Человеку больше не нужно дышать. Карбюратор наполняет кровь кислородом, а в барокамере человек привыкает к отсутствию атмосферного давления. В вакууме нужно помнить только об одном: не прикасаться ни к чему незащищенной кожей. Под солнечным светом поверхности раскаляются; в тени они мгновенно замораживают мягкие ткани и жидкости. Во всем остальном человек свободен, как птица».