Светлый фон

Он тоже нашел бы, что им сказать. И что потом с ними сделать — он, писатель Восточно-европейского сегмента, влиятельная, черт возьми, фигура в мире!!!.. они бы пожалели, что намеренно мягко сказано. Однако возмездие как таковое не имеет решающего смысла. Главное, что…

Не было никакой глобальной катастрофы. Мир не рухнул, он стоит, как стоял — не самый лучший из миров, но меня-то он всегда устраивал, более того: мне жилось вполне комфортно и даже уютно в том по умолчанию несовершенном мире. И если быть совсем уж искренним перед собой, я никогда и не пытался всерьез его изменить.

Писатель смотрит на море. Показалось? — или волны действительно стали глаже, спокойнее, они лениво всплескивают скудными гребнями пены и сходят на нет, не докатившись до невидимой черты. Все равно. От этого моря надо держаться подальше, это очевидно — однако никто не порывается уйти. Сначала, в первый момент, когда они искали ее, нелепо связанные вместе одним полупрозрачным шнуром, который погубил бы их всех, если б она не… Отступить было немыслимо, невозможно. А теперь оно просто потеряло смысл. Прострация, ступор, сбой в человеческой программе, слишком трепетной и хрупкой в самый неподходящий момент. И нужен лидер. Тот, по чьей команде они встряхнутся, встанут, пойдут.

Почему всегда я? Почему не кто-нибудь еще?…

— Все здесь?

Оно вырывается само собой, и он просто не успевает придумать каких-нибудь других слов.

— Нет! — истерически, с подвизгом, рявкает Пес. — Не все!!!

И запускается белый шум, всеобщее бессмысленное говорение, жужжание, ропот — и движение, что уже хорошо. Вскакивают те, кто сидел на песке, стоявшие столбом срываются наматывать круги, кто-то подходит к самой морской черте, пытаясь нащупать заслон, несуществующий с этой стороны, кто-то, наоборот, пятится назад, стряхивая с себя приставшие водоросли и просохший песок. Неудержимо, на глазах, всеобщий столбняк оборачивается неуправляемым человеческим водоворотом. Писатель не уверен, что его услышат, скажи он теперь еще что-нибудь.

— У меня ребенок! И у нее никого, кроме…

— …я сразу говорил. Вернуться! Тогда было реально.

— …непонятно, что ли? Не мог он остаться жив!

— …совершенно лишено целесообра…

— Рыська… Рысь…

— Предлагаю проголосовать.

Писатель смотрит с интересом. Как из хаотичной толпы выкристаллизовывается одна фигура — и внезапно становится осью, центром, полюсом, вокруг которого симметрично, словно намагниченные частицы, собираются остальные, выстраиваясь полукругом. У него мокрые спутанные волосы темно-бурого цвета, а лицо кажется забрызганным присохшими песчинками. Джинсы, свитер, ничего похожего на защиту после того, как порвался на ленты клеенчатый дождевик. Рыжий.