— А ты почем знаешь?

— А я в детстве читал слишком много книг, — усмехнулся брюнет.

Пегий смерил его долгим взглядом и наконец фыркнул.

— Это уж точно.

Они помолчали еще немного. Тени захватили долину полностью, и в остывающем воздухе поплыл тяжелый запах ночных цветов.

— Ну что. — Пегий поднялся на ноги, неожиданно прытко для своей тучной комплекции. — Идем резать Руди?

— Идем резать Руди, — вздохнул брюнет, встал и бросил последний взгляд на мерцающий Люмис.

Они побрели в сторону лагеря, где яркие всполохи костров разбавили синие тени, и скоро исчезли между шатрами. А из-за гор в это время медленно и неотвратимо выползла тьма, и вместе с ней на небо пришли Волк, Лис и Олень.

* * *

Харц обладал необычайно обширными познаниями в искусстве войны. Он мог описать все особенности кампании — с участием добровольного ополчения и без, с наемниками или в их отсутствие, с перевозкой амуниции и фуража на лодках по рекам или гужевым транспортом по дорогам… Но лучше всего, конечно, Харц разбирался в оружии и способах нанесения человеку всевозможных увечий. Одного упоминания граненых наконечников стрел было достаточно, чтобы он начал длинный монолог, в котором не скупился на крепкие выражения в адрес оружейников, военных теоретиков, военачальников, аристократов, вельмож и даже Королевы Леса. Харц был весьма невысокого мнения о кольчугах, ненавидел оружие с шипами и зубцами и ратовал за шлемы для ополчения. Всегда предпочитал марши вдоль рек и других проточных водоемов переходам по хорошим дорогам, возил с собой порядочное количество спиртного и понимал тонкости снабжения не хуже, а то и лучше какого-нибудь начальника тыла. С этими начальниками Харц находился в постоянной вражде, которая вспыхивала с новой силой каждый раз, когда ему говорили «нет». Его руки частенько бывали по локоть в крови, прозвище «Харя» подходило ему куда лучше настоящего имени — и ни один воин ни разу в жизни не нагрубил ему.

Потому что знал — рано или поздно именно от Харца будет зависеть его жизнь. Конечно, рядовой ополченец вряд ли мог рассчитывать на его помощь, но иногда случались чудеса. И в тот момент, когда тьма уже сгущалась, и рассчитывать было не на кого — появлялся он. В заляпанном кровью фартуке, со скальпелем, щипцами и зажимами в крепких руках и неизменной циничной ухмылкой на толстом лице.

Да, для человека, который ни разу не участвовал ни в одном сражении, Харц знал о войне необычайно много. И был одним из немногих, кто знал и видел ее истинное лицо.

«Война, девоньки, — говорил он сестрам милосердия из ордена Осени, которые помогали ухаживать за ранеными, — это всегда кишки наружу. От тифа ли, голода или чьих-то умелых ручек — уж как повезет. Или не повезет. Но кишки обязательно сыграют свою роль, вы уж поверьте».