Платье упало к ее ногам. Потом она склонилась над обессилевшим мужчиной, нащупала пальцами крепления кольчуги. В его открывшихся глазах встал вопрос.

– Что… делать?..

– Вот что… – Она стянула с его плеч кольчугу, другой рукой дернула за штанину. – Снимай… мы идем туда, где обходятся без этого.

Он моргнул:

– К какой-нибудь Древней Силе?

Турсла дернула плечом:

– Не знаю никаких ваших Древних Сил. Зато кое-что знаю о том, что можно призвать сюда. Если… – Она приложила палец к губам, прикусила его, только теперь осознав слабое место своего замысла. Ее это место примет, уже приняло, потому что она – то, что она есть. (Да что же, в самом деле, она такое? – прозвучал у нее в голове слабый голос. Но сейчас не было времени задаваться такими вопросами.) А примут ли его? Не испробовав, не узнаешь. – Надо… – Она твердо решилась. – Иначе нельзя. Я не знаю другого средства тебя спасти.

Она помогла ему разобраться с пряжками и застежками, снять пояс, обнажив догола тело с широкими плечами и длинными руками, выдававшими кровь торов. А потом указала на камень, с которого прыгала в тот раз.

– Не ступай на песок, – предупредила она. – Пусть лежит как лежит. Надо спрыгнуть отсюда – в пруд.

– Если сумею. – Но он вслед за ней вскарабкался на камень.

Она прыгнула – вперед и вниз. И снова вода сомкнулась над ней. Но Турсла поспешила отплыть к дальнему берегу, освобождая место. И, не переставая грести, подняла голову:

– Сюда!

Тело его белизной походило на клубы тумана. Она видела, как напрягаются его мышцы, когда он поднимался на оставленный ею камень. И вот он вытянул руки и нырнул, шумно расплескав воду.

Турсла перевернулась на спину и, как в прошлый раз, отдалась воде. Мужчина ее больше не заботил: она довела его до подсказанного внутренним голосом безопасного места, и пруд его не отверг.

Обратив глаза к небу, просвечивавшему сквозь клочья разорванного морским ветром тумана, Турсла запела – без слов, переливчатыми нотами птичьей трели.

5

5

Как и прежде, песок отозвался на ее призыв. Девушка не чувствовала ветра, но мельчайшие песчинки шевельнулись, завились вихрем, как в ту ночь. Поднявшийся столб раскручивался все быстрее, уплотнялся. Вот уже округлилась голова, оформилось тело под ним.

Турсла все вела свою песню без слов – творила из нее сосуд, чтобы удержать то, что призывала. Она почти забыла о Саймонде. Как бы ни был он потрясен, но не издал ни звука, не нарушил чар песни, которую она свивала с такой же уверенностью, с какой выводила узор на ткацком станке.

И вот перед ней встала Ксактол. Турсла, видя, что она ждет, вышла из воды, ступила на камень, на котором вихрь творения не оставил ни крупинки песка.