– Всегда хотел это сделать, – говорит Джонья, тряся своим кулаком. Он корчится, потому что с каждым движением кровь хлещет у него по спине. Однако он не пытается ничего сделать, чтобы остановить кровотечение.

Когда принц Мейлек поднимает голову, его взгляд горит обещанием убить Джонью. Только вот он не сможет сдержать это обещание, потому что я убью Джонью раньше.

– Не надо, – говорю я. Эти слова адресованы им обоим. Принц Мейлек не смотрит на меня, однако и не нападает на Джонью.

Джонья ухмыляется и поворачивается ко мне.

– Наконец-то в тебе проснулся здравый рассудок.

Когда он достаточно близко, чтобы схватить меня, я вытаскиваю метательный нож и вонзаю тот Джонье в руку.

Он с воплем роняет меч. Я пытаюсь схватить оружие, но Джонья кидает клинок, и тот отлетает в темноту. Я едва успеваю отскочить от его колена.

Громко ругаясь, Джонья выдергивает из руки нож.

– Ты не умеешь по-простому, не так ли, Тсаув Тавс?

– Я убью тебя, – говорю я, делая хромой шаг назад. Вся левая сторона моего тела болит при каждом движении, но я стискиваю зубы и терплю. Бывало и хуже. Кендара об этом позаботилась.

Я гляжу на тело Фаут. Гнев разгорается во мне все сильнее. Я медленно делаю глубокий вдох, ощущая, как ноет горло, как болит нога, как стучит сердце, – все это напоминает мне, чем я собираюсь вот-вот наградить Джонью. Спокойствие уже пробуждается во мне, леденящее дыхание, которое убаюкивает мою боль.

Джонья усмехается.

– Ты собираешься убить меня после того, как спасла меня в чайном доме? Я бы тебя спасать не стал.

– Да, я жалею о том решении каждый день.

В ответ на мои слова не следует никаких колких комментариев, как я ожидала. Вместо этого насмешка исчезает с его лица, и странная серьезность появляется в его чертах, когда он рассматривает рану на своей руке.

– Порой я тебе завидую. Твое существование такое… незатейливое. Ты не знала своих родных. У тебя никогда не было обязанностей, возложенных на тебя родителями. Никто не ждет от тебя ничего великого.

Я смеюсь без капли юмора в голосе.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Тебе нечего терять, потому что у тебя никогда ничего и не было, – говорит он, хотя в его словах нет привычной ему надменности. – А такие, как я, которые ниже титулов, но выше того, чтобы выполнять монотонную работу? Нам приходится бороться за каждую порцию власти, какую мы только можем получить, и не важно, каким образом мы ее заслуживаем в итоге.

Он что, впрямь пытается оправдать сейчас себя за то, что насмехался надо мной и издевался со дня нашей самой первой встречи?