Как же случилось, что они с Корделией наговорили друг другу столько резких, обидных слов? Но еще хуже было то, что он не смог сказать ей правду. «Когда я видел во сне убийство твоего отца, он взглянул мне в лицо. Мне показалось, что он узнал меня. Узнал того, кем я был во сне. Он знал, кто я такой».

«И боюсь, что для этого есть веская причина. Боюсь, это нечто большее, чем просто сны. Нечто большее, чем видения».

Она сказала, что не хочет слышать подробностей, и Джеймс не стал ничего говорить. Но сейчас он не мог думать ни о чем другом. Снова перед его мысленным взором возникло лицо Элиаса, выражавшее удивление и страх, потом узнавание… Джеймс бросился вперед по заметенной дорожке, раскидывая в стороны снег, и продолжил отчаянный безмолвный монолог, обращенный к Корделии: «Кошмары приходят только в те ночи, когда совершаются убийства. Проснувшись, я обнаруживаю, что окно открыто, как будто я во сне встал с кровати и поднял раму. Но зачем? Для того, чтобы кто-то мог войти? Чтобы выбраться из дома тайком?»

Но факты противоречили этой теории. Неужели он ходил по улицам Лондона суровой зимой босиком, в одной пижаме? Не может этого быть, он наверняка отморозил бы ноги и руки. И потом, кровь жертв должна была попасть ему на одежду, она въелась бы в кожу, под ногти, но никакой крови на нем не было! Филомена, увидев его, не узнала в нем убийцу… С другой стороны, они нашли на фабрике окровавленный плащ, следовательно, лицо напавшего на нее существа было скрыто капюшоном.

«А что, если это был я, Маргаритка? Что, если Велиал каким-то образом контролирует мое тело, превратил меня в убийцу, заставил обагрить руки кровью невинных людей?»

«Но Велиала больше нет, Джеймс». Он услышал голос Корделии, обещавший не судить его, отнестись к нему с добротой и снисхождением. «Джем сказал, что демон вернется только через сто лет».

Джеймс остановился, привалился к мраморному египетскому обелиску, и в отчаянии закрыл лицо руками. «Велиал – Принц Ада. Никому не известны его истинные возможности. Я не могу жить дальше в таком состоянии, ежеминутно гадать, прав я или нет, не могу позволить себе оставаться на свободе. А вдруг я действительно представляю угрозу? Мне нужно знать правду.

Я должен знать».

Грейс стояла у окна своей крошечной комнатки в особняке Бриджстоков и смотрела на улицу. Наконец-то она осталась одна. Инквизитор находился в Институте на каком-то совещании; Ариадна и ее мать отправились с визитами. Они предлагали Грейс взять ее с собой, но она отказалась, как всегда. Ей не нужно было общество этих людей, она ненавидела обеды и ужины с Бриджстоками, их неуклюжие попытки вести светскую беседу. Сидя за столом, она не могла дождаться минуты, когда ей позволено будет удалиться в свою комнату и зарыться в книги о некромантии.