Войдя в лес, она двинулась осторожно – не то охотник, не то дичь. Замерла и принюхалась, пытаясь различить памятный запах гнили, прислушалась к шепоту листьев и шуршанию лесных обитателей, не донесется ли знакомый шум и треск. Гнилью попахивало, но то была обычная лесная прель: листья и травы вновь обращались в землю. Птицы в этот час уже не пели, раздавалось разве что хриплое тревожное карканье, да тихий хруст, да робкие шорохи. В мутнеющем буром сумраке она расслышала биение своего сердца.

Она поставила на карту свою свободу. Ушла прочь, но путь, как она и думала, привел обратно. Искать знакомые стволы и кочки бесполезно. Они отжили свое и за эти годы – годы и ее жизни – изменились так, что теперь не узнаешь.

В подлеске она разглядела темные ходы, по которым, как ей показалось, кто-то прополз или прокатился. Раздавленные ростки, обломанные ветки и стебли, но след этот не такой уж свежий. За шипы кустарников зацепилось что-то легкое и бесцветное: влажные клочки не то шерсти, не то меха. Она высмотрела место, где этих клочков было больше. Преодолев себя, она согнулась и полезла в темный проход. Двигаться то и дело приходилось на четвереньках. Стояла тягостная тишина. Наконец она увидела то, что было ей знакомо: похожие на остриц обрывки шерстяной пряжи, распущенные волокна кухонной мочалки, прилипшие к ним клочки газетной бумаги. Увидела странные вытянутые пузыри из прозрачной пленки, наполненные волосами, обломками костей и прочей неживой материей. Точь-в-точь уродливые непереваренные комки пищи, отрыгнутые совой, или волосяные шарики, которые выплевывают кошки. Осторожно раздвигая хлесткие ветки шиповника и высокие жесткие стебли, Пенни двинулась дальше. Тварь здесь побывала – но когда? Пенни остановилась, снова принюхалась и прислушалась. Вокруг лишь непробудный лес.

И вдруг – знакомое место. Поляна была шире, стволы кряжистее, но тот, поваленный, за которым они прятались, лежал там же, где и прежде. Словно заброшенное место для пикников, теперь – призрак этого места. Повсюду с ветвей свисали жухлые растительные гирлянды и серпантин, точно опаленные, ветхие, оборванные хоругви в бурых пятнах – то ли земля, то ли кровь – в часовне при старом особняке. Тварь здесь бывала, она никуда не уползла.

Медленно, словно во сне, Пенни обошла поляну, наблюдая за собой, как и бывает во сне: когда что-то ищешь и видишь себя со стороны. Она нашла заколку для волос из чего-то вроде черепашьего панциря и пуговицу от детского башмачка с металлическим ушком. Нашла птичий скелет с прилипшими перьями, совсем свежий, вмятый в землю. Нашла непонятные острые осколки и несколько зубов, все разных форм и размеров. Между корней обнаружила множество косточек – чуть позеленевших, но все же отчетливо белых: пальцы рук, пальцы ног, ребро, а еще, кажется, черепная коробка и лобная кость. Думала собрать в рюкзак, но поняла, что не может, и просто сложила в кучку под кустом остролиста. В анатомии она не сильна. Может, что-то из этого кости лисы или барсука.