Сергей тихо ругнулся. Мама завещала дружить с соседями. К тридцати пяти годам Сергей забыл почти все мамины наставления: стал курить, пить водку, поступил вместо меда на математику, женился на Ольге, развелся с Ольгой, но продолжал мыть руки перед едой и дружить с соседями.
– Серега! Ты дома? – спросил Вывих, прижавшись губами к щели между дверью и косяком.
Сергей щелкнул замком и рывком открыл дверь, едва не сбив Вывиха с ног:
– Денег нет!
Вывих обиженно запыхтел, отодвинул Сергея и вошел в квартиру. От него пахло луком, пивом и котлетами. Он пересек коридор и скрылся в туалете.
– Вывих! Я работаю, мне некогда!
– Я долг принес, – ответил Вывих и зажурчал.
Сергей с тоской посмотрел на тетради. Надо завязывать с этими дружбами. Вывих журчал. По ногам дуло. Сергей с ненавистью захлопнул дверь и вернулся на кухню. Жестяная чайная коробка была пуста. Сергей заглянул в заварочный термос – оттуда пахло зарождающейся жизнью. Он вытряхнул влажные комья заварки в мусорное ведро, когда Вывих вошел на кухню и шлепнул на стол тощий пакет. В таких пакетах Сергею приезжали из Китая всякие мелочи.
– Держи.
– Погоди. Ты мне долг принес?
– Серый, я тебе почту принес, а долг в понедельник, – прижал Вывих руку к груди.
– Тогда проваливай до понедельника.
– Нет, ты погоди. Я же тебе пятьсот должен, да? Давай еще пятьсот, я в среду штуку верну. Мне задаток обещали.
– Ты почку, что ли, продал?
– Дурак, я же не пью. «Синюю Амазонку № 69» продал. Тридцать на сорок. Масло. Холст.
Вывих был художник, рисовал страшных голых баб. Дважды он возвращал Сергею долги картинами, похоже, сейчас разыгрывался тот самый гамбит. Сергей вышел в прихожую, вытянул из кармана куртки три стольника.
– Держи триста.
Вывих спрятал деньги и похлопал себя по горлу:
– Может, принести?