Этот второй способ был небезопасным – по сути дела, Кира приучала свою эндокринную систему к гиперреакции на физическую опасность. Но ей надо было научиться взаимодействовать с Кротким Клинком при далеких от идеала условиях, и сейчас иного выхода не оставалось.

Когда ей больше не удавалось сосредоточиться для таких упражнений, Кира отдыхала, играя на концертине. Клавиши на инструменте были словно перламутровые, а по бокам – завитки инкрустации. Такие украшения Хва-Йунг добавила от себя, и Кире они нравились. Порой она не играла, а проводила пальцем по завиткам и созерцала, как отражается в них красным отблеском приглушенный свет.

Грегорович слушал ее музыку. Он сделался невидимым, но постоянным спутником. Порой он комментировал – то похвалит, то что-то предложит, – но чаще удовлетворялся ролью внимательного слушателя.

Так миновал один день, прополз другой. Время, похоже, замедлилось – знакомый телескопический эффект. Кира словно стала пленницей лимба, пустого и безвидного. Мысли тоже становились медленными и неуклюжими, а пальцы уже не находили нужных кнопок на концертине. Тогда она отложила инструмент в сторону, вновь включила концерты Баха и позволила музыке унести ее прочь из реального мира.

.

Голос Грегоровича пробудил ее от оцепенения. Корабельный разум тихо и размеренно повторял:

– Кира… Кира… Ты не спишь?

– Что такое? – пробормотала она.

– Пора прощаться.

– Ладно.

– Ты справишься, Кира?

– Да. Справлюсь.

– Хорошо. Доброй ночи, Кира. Светлых снов.

3

3

Кира лежала на койке – Кроткий Клинок удерживал ее на месте. По бокам висели ремни, чтобы пристегиваться в невесомости на время сна, но Кира перестала ими пользоваться, когда поняла, что чужь и так, без постоянного контроля, не ослабит хватку.

Погружаясь все глубже в расплывчатый туман, почти что забытье, Кира позволила маске скользнуть на лицо и смутно почувствовала, как чужь плотнее соединяется с ней, облепляя каждую часть тела, обвивая защитным коконом – черным, как чернила, прочным, как алмаз.

Она могла бы воспрепятствовать этому, но ощущение было приятное.

Кира побуждала Кроткий Клинок к покою и надеялась, как и в прошлый раз, войти в состояние спячки и больше не тревожиться. Чужь не сразу ее поняла, но постепенно голод отступил, и знакомый холодок побежал по рукам и ногам. Потом она перестала слышать аккорды Баха, и вселенная за пределами ее сознания окончательно отступила…

Ей снились сны, и сны были беспокойные, полные гнева и ужаса и зловещих, таящихся в тени силуэтов.